Георгий Гулиа - Сказание об Омаре Хайяме

"Предстанет Смерть и скосит наяву,

Безмолвных дней увядшую траву..."

Кувшин из праха моего слепите:

Я освежусь вином - и оживу.

***

Гончар. Кругом в базарный день шумят...

Он топчет глину, целый день подряд.

А та угасшим голосом лепечет:

"Брат, пожалей, опомнись - ты мой брат!.."

Сосуд из глины влагой разволнуй:

Услышишь лепет губ, не только струй.

Чей это прах? Целую край - и вздрогнул:

Почудилось - мне отдан поцелуй.

Нет гончара. Один я в мастерской.

Две тысячи кувшинов предо мной.

И шепчутся: "Предстанем незнакомцу

На миг толпой разряженной людской".

Кем эта ваза нежная была?

Вздыхателем! Печальна и светла.

А ручки вазы? Гибкою рукою:

Она, как прежде, шею обвила.

Что алый мак? Кровь брызнула струей

Из ран султана, взятого землей.

А в гиацинте - из земли пробился

И вновь завился локон молодой.

***

Над зеркалом ручья дрожит цветок;

В нем женский прах: знакомый стебелек.

Не мни тюльпанов зелени прибрежной:

И в них - румянец нежный и упрек...

Сияли зори людям - и до нас!

Текли дугою звезды - и до нас!

В комочке праха сером, под ногою

Ты раздавил сиявший юный глаз.

Светает. Гаснут поздние огни.

Зажглись надежды. Так всегда, все дни!

А свечереет - вновь зажгутся свечи,

И гаснут в сердце поздние огни.

Вовлечь бы в тайный заговор Любовь!

Обнять весь мир, поднять к тебе Любовь,

Чтоб, с высоты упавший, мир разбился,

Чтоб из обломков лучшим встал он вновь!

Бог - в жилах дней. Вся жизнь - Его игра.

Из ртути он - живого серебра.

Блеснет луной, засеребрится рыбкой...

Он - гибкий весь, и смерть - Его игра.

***

Прощалась капля с морем - вся в слезах!

Смеялось вольно Море - все в лучах!

"Взлетай на небо, упадай на землю,

Конец один: опять - в моих волнах".

Сомненье, вера, пыл живых страстей

Игра воздушных мыльных пузырей:

Тот радугой блеснул, а этот - серый...

И разлетятся все! Вот жизнь людей.

Один - бегущим доверяет дням,

Другой - туманным завтрашним мечтам,

А муэдзин вещает с башни мрака:

"Глупцы! Не здесь награда, и не там!"

Вообрази себя столпом наук,

Старайся вбить, чтоб зацепиться, крюк

В провалы двух пучив - Вчера и Завтра...

А лучше - пей! Не трать пустых потуг.

Влек и меня ученых ореол.

Я смолоду их слушал, споры вел,

Сидел у них... Но тон же самой дверью

Я выходил, которой и вошел.

***

Таинственное чудо: "Ты во мне".

Оно во тьме дано, как светоч, мне.

Брожу за ним и вечно спотыкаюсь:

Само слепое наше "Ты во мне".

Как будто был к дверям подобран ключ.

Как будто был в тумане яркий луч.

Про "Я" и "Ты" звучало откровенье...

Мгновенье - мрак! И в бездну канул ключ!

Как! Золотом заслуг платить за сор

За эту жизнь? Навязан договор,

Должник обманут, слаб... А в суд потянут

Без разговоров. Ловкий кредитор!

Чужой стряпни вдыхать всемирный чад?!

Класть на прорехи жизни сто заплат?!

Платить убытки по счетам Вселенной?!

Нет! Я не так усерден и богат!

Во-первых, жизнь мне дали, не спросясь.

Потом - невязка в чувствах началась.

Теперь же гонят вон... Уйду! Согласен!

Но замысел неясен: где же связь?

***

Ловушки, ямы на моем пути.

Их бог расставил. И велел идти.

И все предвидел. И меня оставил.

И судит тот, кто не хотел спасти!

Наполнив жизнь соблазном ярких дней,

Наполнив душу пламенем страстей,

Бог отреченья требует: вот чаша

Она полна: нагни - и не пролей!

Ты наше сердце в грязный ком вложил.

Ты в рай змею коварную впустил.

И человеку - Ты же обвинитель?

Скорей проси, чтоб он Тебя простил!

Ты налетел. Господь, как ураган:

Мне в рот горсть пыли бросил, мой стакан

Перевернул и хмель бесценный пролил...

Да кто из нас двоих сегодня пьян?

Я суеверно идолов любил.

Но лгут они. Ничьих не хватит сил...

Я продал имя доброе за песню,

И в мелкой кружке славу утопил.

***

Казнись, и душу Вечности готовь,

Давай зароки, отвергай любовь.

А там весна! Придет и вынет розы.

И покаянья плащ разорван вновь!

Все радости желанные - срывай!

Пошире кубок Счастью подставляй!

Твоих лишений Небо не оценит.

Так лейтесь, вина, песни, через край!

Монастырей, мечетей, синагог

И в них трусишек много видел Бог.

Но нет в сердцах, освобожденных солнцем,

Дурных семян: невольничьих тревог.

Вхожу в мечеть. Час поздний и глухой.

Не в жажде чуда я и не с мольбой:

Когда-то коврик я стянул отсюда,

А он истерся. Надо бы другой...