Мехти Гусейн: Утро

Байрам бросил мимолетный взгляд на багровый диск солнца, медленно выползавший из-за сероватой полосы горизонта.

- Мне пора на работу, уста. Твои слова крепко запали мне в душу. Но...

Байрам понурил голову и вздохнул. Печальный взгляд его был устремлен на иссушенную жарой землю, как будто там он искал ответа на свой вопрос. После некоторого раздумья, он развел руками и добавил упавшим голосом:

- Каждому своя судьба. Так, видно, на роду у меня написано... Ну, уста, я пошел...

- Постой, сынок, - сказал мастер, нагибаясь, чтобы взять афтабу. - Нам по пути, поедем вместе.

Байраму не хотелось признаваться, что у него нет денег на конку.

- Мне надо еще зайти по пути к товарищу, - отговорился он и пошел пешком.

Несколько лачуг и приземистых домишек, лепившихся один к другому на голом, без единого дерева, каменистом пригорке, остались позади. Байрам быстро спустился по извилистой тропинке вниз и зашагал по улице, ведущей к набережной.

От жилья до места работы надо было пройти три версты, а он сегодня не сомкнул глаз и теперь ощущал вялость во всем теле.

Со вчерашнего вечера он не находил себе места. И всему причиной была четвертушка бумаги, присланная из деревни. Товарищи на заводе прочитали ему вчера это письмо. Узнав, как плохо живется его семье, Байрам всю ночь беспокойно ворочался на постели и ломал голову над тем, где бы раздобыть денег. У него самого они не водились, а занять было не у кого.

Прошло немало времени с того дня, как Байрам покинул родной дом и приехал в Баку искать счастья. Ему казалось, что если он будет усердно молиться богу, почитать хозяина и мастера, честно работать, то счастье, как ручная птица, дастся ему в руки. Работал он в самом деле честно - ладони его покрылись мозолями, мастера и хозяина он уважал, к революционным рабочим не примкнул, с русскими и армянами не знался, утром и вечером совершал намаз, а по-прежнему перебивался с хлеба на воду и все еще жил в тесной хибарке на окраине города. Да и то приходилось за нее платить семь рублей в месяц. В первые годы он был тартальщиком на нефтяном промысле. Работа была тяжелая, заработок маленький. После грандиозной всеобщей стачки 1904 года, когда бастующим удалось добиться заключения коллективного договора, рабочим стали платить больше. Но вскоре хозяин промысла, на котором работал Байрам, обанкротился, промысел продали с молотка, и Байрама вместе с другими рассчитали. Побродив месяца два в поисках работы, он устроился наконец на небольшой чугунолитейный завод и со временем, после долгих стараний, стал хорошим слесарем. У него была одна мечта: нанять квартиру неподалеку от завода и переселить в город семью. Но для переезда, разумеется, требовались немалые деньги. А все его усилия скопить хоть немного деньжонок оказывались напрасными.

Как ни бился он, все - тщетно.

Байрам был бережлив, отказывал себе в самом необходимом, экономил даже на конке, ходил на работу пешком, и все же ему с трудом удавалось свести концы с концами и урвать из своего скудного заработка ту мизерную сумму, которую он от случая к случаю посылал семье. А ведь надо было еще тратиться на одежду. Он рабочий, а не нищий. Не вечно же ходить в заплатанных лохмотьях. И как ни тяжело было расставаться с последними грошами, а пришлось-таки Байраму не раз потолкаться на Солдатском базаре, пока не приценился к, подержанной одежде и тяжелым кованым сапогам.

Однако Байрам никогда не жаловался на свою судьбу. "Аллах милостив", думал он и не терял надежды на лучшее будущее. Он раньше всех приходил на завод, работал на совесть и всячески старался заслужить похвалу хозяина.

Старый Рахимбек, владелец завода, был очень доволен Байрамом. Следя за проворными движениями загрубелых рук молчаливого, безропотного слесаря, он часто ставил его в пример другим, назидательно приговаривал: - Золотые руки! Вот так бы, ребята, и всем работать!

Над железными воротами завода Рахимбека возвышалась несуразных размеров вывеска, на которой внушительными, хотя и облезлыми буквами было написано: "Корпорация братьев Азимбековых". Но по сравнению с крупными предприятиями богатевших из года в год солидных фирм завод Рахимбека напоминал скорее маленькую, ничем не примечательную мастерскую. Снаружи заводик был похож на длиннющую рабочую казарму с такими же, как у казарм, подслеповатыми окнами и покоробившейся штукатуркой. Старые, расхлябанные, допотопные станки давно требовали замены. Но Рахимбек и не собирался обновлять оборудование. Об этом он и не помышлял. Он считал, что искусство дельца состоит в уменье найти и в срок выполнить выгодный заказ, нанять рабочих подешевле. Он зорко следил за тем, чтобы к нему на завод попадали только набожные и неграмотные азербайджанцы. "Я протягиваю руку помощи своим братьям мусульманам", - любил похвастать при случае Рахимбек, думая, что его хитрость остается для других незамеченной.