Чингиз Гусейнов - Фатальный Фатали

Если кто увидит, что над городом пролетели ангелы, непременно в том месте очень скоро умрет большой человек - или своей смертью, или умертвят его насильственным жестоким образом. (В ту ночь царь спал тревожно, часто думал об Александре, старшем сыне, каково ему будет?! Скоро - пора февральских метелей, завьюжит, прогудит в трубе, выдует из тела душу.)

А если кто увидит, что летит с ангелом (кто ж для кого ангел: Фатали для Александра или Александр для Фатали?), то получит в мире почести и славу, а под конец уделом его будет мученическая смерть, и долго-долго будет ждать тело, пока земля его примет.

А если кто увидит, что он, сидя с царем во главе стола, что-либо ест (а они ели? Фатали не припомнит, кажется, нет, не ели!), и скатерть не будет убрана перед ним до тех пор, пока глаза его не освободятся ото сна, тоже смерть; нет, скатерти никакой не было.

А если простой смертный себя самого царем увидит - близка его смерть! Фатали видел царем Александра, но тот ведь отказался!

Если же кто увидит себя вместе с царем, то дух его порабощенный получит свободу, - ах да: русскими буквами тюркские слова! вот оно - дух порабощенный!... Тубу, меня осенило!

Эти премудрости арабской вязи! как пелена на глазах, не дающая разглядеть смысл, суть, глубины, иные подтексты! что пьесы? их посмотрят десятки и сотни людей! надо словом, книгой, чтоб усвоили миллионы! Идея нового алфавита! нового письма! надо немедленно разработать для всего Востока: для нас, для турок, для персов, для татар, для всех, кому слепит глаза эта вязь, как сеть для рыб!

Но это потом.

БУСИНКА ОТ СГЛАЗА

Тубу встала давно, она почти не спит с тех пор, как родился сын, Рашид. "Хорошее имя Рашид!" - вспомнил Фатали, давая имя сыну, Лермонтова, когда тот, записывая легенду об Ашик-Керибе, попросил Фатали еще раз поговорку повторить: "Как тебя зовут?" - "Адын недир?" Рашит, "бирини де", одно говори, другое услышь, "бирини ешит!" Звонкая рифма: Рашит - ешит, шуршащая, как речная галька, записать непременно!

Тубу хотела воспротивиться: "Ну что за имя Рашид! Будут дразнить его: "Адын недир - Рашид!"

"А вот и хорошо: пусть дразнят ("Лишь бы жил", - услышала будто Тубу и согласилась)".

Растет у них и дочь, четыре года уже ей, тьфу-тьфу! На шее и на руке дочери повесили бусинку от сглаза, хотела и Рашиду на руку, но Фатали не позволил, и она под подушку ему бусинку, в колыбель, - круглая черная бусинка с белыми точечками: если глаз дурной взглянет на ребенка, еще одна точечка белая появится на бусинке, и чем больше их - тем лучше. И растут, как звезды в небе, эти белые светлые точечки.

А эти двенадцать лет, что они вместе, - уже пять могил!

- Фатали, ты столько работаешь, отдохни! - Уже не говорит: "А мы все равно бедны!", хотя это так. Не помогает и надбавка к зарплате, еще наместник Воронцов распорядился: за длительный стаж службы и много семейность; а каждый раз в начале года надо напоминать начальству: "с разрешения бывшего наместника", чтоб не забыли. Но Фатали слышит в ее призыве "Отдохни!" и слова: "Ты много работаешь, Фатали, но что толку? Мы все равно бедны!"

Заплакал сын, и она ушла, но вскоре вернулась, и от взора Фатали не укрылось, что Тубу принарядилась (мол, и мы не бедны): на ней было ее любимое темно-фиолетовое канаусное платье и три нити крупного жемчуга, подарок Ахунд-Алескера, а также золотой браслет, вперемежку звенья зеленого и червонного золота.

- У тебя очень душно!

- Тубу, а кто положил эту книгу мне на стол?

- Ты сам, наверно. А что за книга?

- Древняя история. Но я точно помню, купил и спрятал ее в шкаф, чтоб никто не брал.

- Ты знаешь, сюда никто не заходит, - недоумевает Тубу.

- Может, колдун какой? - улыбнулся Фатали, а жена привычна к шуткам мужа.

- Как же, - говорит она, - твой Колдун из пьесы как член нашей семьи. - А потом: - Сегодня жаркий день, пойду окно открою.

И вдруг порыв ветра с такой силой ворвался в комнату, что книга раскрылась и зашелестели ее ветхие страницы.

- Закрой, все сдует! - крикнул Фатали и ладонью прикрыл открытую книгу, а меж пальцев - строки, зацепился взгляд за фразу, читает, уже прочел, и вспыхнуло, загорелось: "Вот оно! вот о чем!"

Нет, не вдруг, не озаренье, не случайный порыв ветра, боль копилась и ждала выхода. Написать о своем времени! заклеймить деспотическую власть царя, который не в силах править государством, оно разваливается, трещит по швам. Он ее искал, эту книгу о жестоком из деспотов - Шах-Аббасе, и так обрадовался, когда купил!

Уже новый царь, сгинул тиран, но изменится ли что? Как часто Фатали и Александр мечтали (Хасай уже не заговаривает на эти темы: постоянно в свите наместника), надеясь на чудо: вот она, власть, берите и правьте! Читает, глазам своим не верит, а ведь он это читал, и не раз: шах добровольно уступил трон простолюдину! Фатали использует исторический сюжет, чтоб сказать правду о своем времени! Он напишет о далеких временах - о шахе-деспоте, и царь-тиран (только ли он?) увидит в нем себя! И их с Александром мечта и долгие разговоры (во сне и наяву): как мудро и справедливо править государством.