Гусейн Гусейнов - Солнечный огонь

К 1923 году Н.Нариманов уже окончательно убедился в реальном существовании дашнакского плана захвата фактической власти в Азербайджане. Он писал: "Это делается по известной программе, известными лицами, которые хотят обезличить Азербайджан, обессилить для своих гнусных целей".

Не всё эти "известные лица" делали собственными руками. Широко использовались путем шантажа и подкупа беспринципные, чем-то запятнанные, с сомнительной репутацией большевики-азербайджанцы, вроде некоего Гаджи Бабы, проворовавшегося ответработника и взяточника, или бывшего мусаватиста М.Д.Гусейнова.

Только преуспев в "арменизации" партийного и государственного аппарата Азербайджана, наследники Дашнакцутюна с новыми партбилетами в карманах смогли при поддержке Москвы осуществить то, чего ранее они не могли добиться силой оружия: в 1921-1922 годах от Азербайджана были отторгнуты Зангезур, Дилижан, территории вокруг озера Гейча. Им удалось также добиться автономии Карабаха, где все без исключения партийные и советские руководящие должности оказались в руках армян, ознаменовав опять же активную "арменизацию" области.

Нет никаких сомнений, что репрессии, а затем и выселение десятков тысяч азербайджанцев из Нахчиванской автономии, - это процессы, укладывающиеся в рамки все того же "гнусного плана", о каком писал Нариманов.

Судьбу моей семьи перекорежил этот "гнусный план"... Я родился и вырос в Казахстане, в Узбекистане закончил институт, два года - до 75-го - там же работал, в 1975 году уехал в Москву, где поступил в аспирантуру Московского автодорожного института и, закончив ее, защитился почти три года спустя, получил степень кандидата технических наук. Стремление учиться, страсть к активной деятельности отличали большинство детей азербайджанских переселенцев. Этими качествами мы как будто восполняли то, что не додали обстоятельства жизни нашим родителям. С 1979 по 1985 год я с головой ушел в преподавательскую работу в своем родном Ташкентском автодорожном институте, но, говоря откровенно, меня в глубине души больше привлекало конкретное дело, практика. Наверное, еще и поэтому я поддался на уговоры тогдашнего министра автомобильного транспорта Узбекистана Александра Фадеевича Гаврилова пойти поработать на производство. Так я из преподавателя стал директором крупного автотранспортного предприятия, расположенного в Джизаке, в Голодной степи, в 220 километрах от Ташкента.

Руководимое мною предприятие находилось в мобрезерве Туркестанского военного округа и называлось - Автомобильная колонна войскового типа номер 2517. В Ташкент через семь лет меня перетянул другой министр, и я начал работать в системе Министерства внешних экономических связей Узбекистана. Буквально с нуля организовал транспортно-экспеди-торскую фирму по международным перевозкам, которая постепенно переросла в самую мощную в Центральной Азии компанию подобного профиля. Мы занимались перевозкой и экспедированием экспортно-импортных грузов Узбекистана. Новые экономические отношения, изменившиеся геополитические реалии в связи с распадом Советского Союза не застали ни меня, ни мою фирму врасплох. Как и задумывалось, с помощью коллег и единомышленников мне удалось создать фирму, новаторскую и по методам работы, и по качеству персонала, и по оснащенности.

С разными людьми мне приходилось сталкиваться в жизни... Там, где я вырос, в Талды-Курганской области, меня окружали казахи, немцы, корейцы, русские, греки, украинцы, чеченцы, евреи... Симфония племен и языков! И отец учил меня, и сам я всегда старался, хоть немного, но освоить язык и обычаи тех, с кем приходилось общаться по работе ли, либо просто в быту. Подобное знание помогает, иной раз, завязывать необходимые контакты. Недавно был в Лиссабоне на Конференции министров транспорта европейских стран и по окончании ее на обеде попал за один столик с корейцем (Корея ассоциированный член этой организации). Начали мы между собой говорить по-английски, а я возьми и вставь несколько фраз на корейском языке, упомяни некоторые корейские обычаи. Так он сначала окаменел от удивления, а затем пришел в восторг, начал расспрашивать о нашей республике, обо мне и даже поинтересовался, нет ли у меня в роду корейцев... Не очень вроде бы значительный эпизод, но за ним кроется целый исторический пласт непростой жизни народов бывшего Советского Союза.

Не устану, тем не менее, подчеркивать: все мы, репрессированные, подвергшиеся беззаконной депортации представители разных национальностей не имели понятия о том, что такое межэтническая рознь. Бывало, мальчишками дрались мы в поселке -улица на улицу, из-за девчонок, но на национальной почве ни драк, ни враждебности не было. Никто своей национальной принадлежностью не кичился и других в этом плане не задевал.