Владимир Хлумов: Графоманы

- Вы не смотрите: раз институт у нас тихий и маленький, то все и ясно, и произойти ничего не может. Наш коллектив - капелька в океане, но каждая капелька знает, чем живет океан, куда волна пошла, куда рыбы плывут и когда сети забросят, а на поверхности ведь что? Сельд, мелочевка мечется стайками, куда инстинкты гонят. Вопросы разные задает: что делать и как жить? А крупная рыба, глубоководная - она все больше на месте стоит, плавниками шевелит, наблюдает и анализирует. Размышляет. Такой рыбе и сеть не страшна.

- Так я не понял, болото у нас или океан? - не выдержал Толя неорегинальной рыбной болтовни. - Вы лично, на глубинке пасетесь?

Мозговой удивленно посмотрел на Толю. Он видно не ожидал, что всегда тихий и покладистый молодой специалист может огрызнуться.

- О, да вы зубатка! - воскликнул Мозговой, - А с виду просто - карась.

Открытие Михаила Федоровича было верным лишь отчасти. На самом деле, Толя Ермолаев производил еще более противоречивое впечатление. Сам он, кстати, долго этого не замечал. Но, однажды, он с удивлением обнаружил, что в глазах разных людей выглядит совершенно неодинаково. Одни говорили, что Ермолаев меланхолик и зануда, другие находили его человеком остроумным, веселым и чуть ли не душой компании, третьи, к ним присоеденялись и его родители, считали его вспыльчивым и неуравновешанным. Вот и сейчас он возмутился. Призыв Мозгового размышлять и анализировать, был явно не по адресу. Наоборот, способностью размышлять над окружающими явлениями он выгодно отличался от сверстников. Еще в университете за страсть к анализу часто подвергался насмешкам сокурсников. И это касалось практически всех наук: от устоявшихся веками математических до живых быстро меняющихся общественных дисциплин. Будучи естественником, он наивно предполагал, будто любая научная система должна объективно отражать реальность, хотя бы и прближенно. Не принимая ничего на веру, вместо того чтобы заучить непонятное место, он зарывался в пыльные подвалы публичной библиотеки, в живое, дышащее полемическим задором море первоисточников. Ему нравились эти книги. Особенно тем, что их авторы не стеснялись переходить на личности даже в самых абстрактных вопросах. В них было все: и уничтожающая, просто убийственная критика запутавшегося ренегата, и блестящие по своей краткости характиристики миллионов людей, и отеческое, доброе слово неопытному единомышленнику. В этих книгах жили настоящие люди, они так жарко, с такой заинтресованностью отставивали свои непремеримые позиции, что трудно было поверить, будто они настолько враги, что не могут одновременно находиться на одной планете и получать тепло от одной звезды. Да, казалось, однажды встретившись, эти люди могли бы хулигански наброситься друг на друга и разорвать соперника в клочья, а в сущности все они были очень воспитаны, одинаково хорошо образованы и знали много языков и кушали всегда с ножем. И уж совсем трудно было представить, что эти философские игры могли окончиться кровопролитем.

В общем Толя Ермолаев, очень выделялся испытательским духом, но, возможно, призыв Мозгового к размышлению, как раз именно не книжному, был весьма кстати.

- Ладно, ладно, не обижайтесь, - успокаивал Мозговой молодого коллегу, - Сейчас нужно консолидироовать силы. Есть люди в академии, заинтересованные в скандале, есть такие люди и внашем институте, - он сделал паузу и добавил: - А что, недурственно будет если П.С. станет академиком?

В этот момент появилась Лидия Уралова и вручила Мозговому повестку.

- И слава богу, - сказал Мозговой, теребя листочек, - Докладчику надо бы сообщить.

- Докладчику отправила, - бросила Уралова и исчезла. -Отправила, отправила, - передразнил Мозговой, - Представляю нашего инженера пропустившего свой доклад. Этак он вообще взбелениться. Не понимаю, чем они там думают?

- Когда доклад? - спросил Толя.

- В понедельник, в десять.

- Не беспокйнесь, я сообщу Богданову.

- Ну, молодец, Анатолий, опять к инженеру пойдете? Вот это гражданская позиция, вот это здорово. Скажу вам честно, не каждый на вашем месте решился бы пожертвовать своим временем, да что там времнем, может быть чем и больше, во имя общего дела.

Толя промолчал, решив не реагировать на насмешки Мозгового. Но тот не отставал.

- А может здесь что другое? Эээ меня не проведете, так что там, вы говорите, у них с Еленой Разгледяевой?

- Я вам ничего не говорил.

- Да-да, я просто размышляю: нет ли и у вас там своего интереса? Что вы так на меня смотрите, я же, собственно, не против. Ведь хорошо, когда наши личные интересы совпадают с общественными, полезно для дела и души. А что, действительно хороша? Ну, прямо ничего и спросить нельзя, - Мозговой сделал обижанное лицо. - Ладно, молчу, молчу. Я же понимаю, есть темы, так сказать, запретные, всякого рода тайники, подвалы и потемки чужой души. То есть, конечно, наоборот - чистые и светлые порывы, не нуждающиеся в свидетелях. Не смею прикасаться. Значит, инженеру сообщите. Вот только жаль мне его, ведь такой удар может быть, ведь разнос по полной программе. - Мозговой задумался на секунду. - А что, может быть так и нужно, а то все отписываемся, интеллигентски уговариваем. Не лучше ли одним махом, хирургически так сказать. Может человек и одумается. Вот только я не понимаю эту женщину, куда же она от мужа уходить, ведь пропасть, дно. Как же перенесет провал своего избранника? Ведь у женщины нет более горя, чем крах любимого подопечного. Вот если бы нашелся добрый человек, объяснил бы, растолковал, успокил, да согрел! Но где сейчас такого надешь? - Мозговой ласково улыбнулся и затушил сигарету.