Владимир Хлумов: Книга писем

Шатильи. Через несколько минут придет последний поезд метро. Мы сидим на скамейке на пересечении наших линий и просто молчим, не отрываясь друг от друга. Я безумно опоздал к назначеному привратником времени, и это грозит мне замечанием к загранкомандировке, и я могу на долгие годы сделаться невыездным. А куда же мне выезжать, раз кончается наша жизнь? Куда еще спешить, ведь мы нашли это проклятое место. Что ждет меня по ту сторону? родной московский воздух? родные лица трех партийных комиссий? Меня вызовет уполномоченный первого отдела и попросит написать поподробнее об иностранных коллегах, а я пообещаю и ничего не напишу, и на три года останусь невыездным. Но это будет потом, а сейчас только Шатильи, огромный пустой холл, шорох эскалаторов и грустные глаза. Она не понимает, почему в эту последнюю ночь мы не вместе, почему завтра, еще целую половину дня до моего отлета, мы будем порознь в одном городе. А я ничего не могу объяснить. Я тыкаюсь носом в ее щеку, виновато прикасаюсь рукой и рабской, собачей походкой ухожу от нее навсегда.

Изобретателю зеленой коробочки

"Нельзя ли создать ментальный лазер смерти,

выполненный в виде небольшого рассказа?"

В.Пелевин, рассказ "Зеленая Коробочка".

Ну что же ты расстроился, милый мой изобретатель? Отчего так испугался? Не дрожи, подвигайся поближе: мы тебе все объясним. Не бойся, не гляди так часто внутрь, ведь там не хищное царство дикой природы, но живая душа. Не пугайся словосочетаний, у них ни организма, ни потребностей, они - суть наше воображенное и никому больно не сделают, пока вслух их не прочтешь. Ты замри на секундочку, не спеши по клавишам стукотать, лучше прочитай вот это.

Мы теперь по ночам просыпаемся, и шепчем в окружающее темное пространство, и пугаемся этих звуков. Знаешь ли, как одиноко бывает, когда окажешься с твоей коробочкой в неурочном настроении, и кажется не то что жить незачем, а и как - непонятно. Воздух, как одеяло, тянешь на себя легкими, а он проходит сквозь душу и кислороду не оставляет. И думаешь отчего ни одной щелки, ни одной зазубренки в твоей коробочке зеленой? Отчего, милый мой изобретатель, инженер-наш-конструктор, принц государственного плана, отчего в твоем параллелепипеде не за что ухватиться, чтобы дальше не умирать? Ни узелка, ни петельки. Неужто ты все это выскоблил специально - чтобы оно ненастоящим вышло и блестело, как сделанное? Ведь тут как раз симметрией попахивает или, говоря русским языком, - кладбищем. Ну чего ты сам-то этих безногих героев перепугался? Что же ты убиваешься за них, ведь ноги не душа, ее-то не ампутируешь ради страшного человека. Да и человека страшного больше нет. Он теперь ушел навсегда, и назад дорогу ему никто не покажет. Не бойся больше замкнутого пространства, как в той детской игрушке с нашим первым космонавтом без окон без дверей полна горница естествоиспытателей. Не было этого на самом деле. Просто мама ушла на работу и забыла тебя разбудить, а ты один в комнате проснулся и зря испугался - ведь дверь она на ключ от дурного сглазу закрыла, а не для твоего будущего романа. Она придет скоро, все настежь откроет, все ветра и теплые объемы к тебе вернутся, и будешь, уткнувшись в мягкие груди, хитро вокруг поглядывать. Давай, подвигайся, бери в руки лобзик, тот самый из кружка "Умелые руки", мимо которого ты в детстве прошел. Мы теперь этим лобзиком вырежем такие маленькие дверцы для последней надежды. Ведь ежели человек в зеленой коробочке по ошибке живым схоронился, ну как Николай Васильевич, он может от необратимости расстроиться. А так дверка будет какая-никакая. Давай бери с другой стороны, помогай:

- Вжик.

- Вжик.

- Вжик.

- Вжик...

Молодец, да не толкай не гни, не спеши... Сделаем проход в счастливое пространство, чтобы зря бумага под печатным словом не желтела.

Тише, тише, не мешайте. Мы прислушиваться будем к настоящему корявому слову, вишь, оно так просто не прилипнет, как Блендамед или Омонра, оно ведь живое - и напоит, и накормит, и еще однажды пробудит в твоем сердце печальную фантазию. Не скромничай, не отчаивайся, полюбишь и ты встреченную в восьмидесятые годы. Ну, а пока полезай со мной внутрь, посидим, покумекаем, про пыльные тропы погутарим. Я ведь и сам этим болею и люблю это. Ты не думай, будто оно уже прошло, и остались одни кастаньеда с бхагавадгитой. Мы ее так решим: козью ногу свернем, на завалинку под утреннее солнышко, или с удочкой до первой жары, пока роса не испарится под лучами Венеры. Извини за туман - ну да ты понимаешь, раз про зеленую коробочку написал. А что спина в луноходе затекает, так это точно. И не плачь, не стесняйся нашего прошлого. Плюнь на это, напечатал и ладно, а как-нибудь дойдут руки - объяснение напишешь, чтобы самому не так скучно было в последнее время будущего бояться. А не дай Бог, сжечь еще чего надумаешь, какую часть вторую, или так - продолжение, то спичек зря не трать - тот костер никого не согреет. Да и правда, если озябнешь среди красот, к нам приходи, мы всегда за тебя заступимся перед законом сохранения.