Владимир Хлумов: Ловцам тополиного пуха

- Что вы делаете завтра?

Эти придуманные слова, озвученные ее голосом, так глубоко засели в моем сознании, так укоренились в самом ранимом и нежном уголке моего сердца, вытеснив оттуда старое горькое признание, что написанные сейчас напрочь потеряли свою временную привязку.

- Что вы делаете завтра? - она повторила вопрос, а я ничего не слышал.

Многократно усиленные резонансом четыре слова электрическим громом оглушили меня. Я оглох от счастья или счастливо притворился глухим и ждал третьего раза.

- Что вы делаете завтра?

- Я буду мечтать о тебе, - довольно развязанно брякнул я и тут же спохватился, - почему ты спрашиваешь?

- Просто так.

- А я думал, ты хочешь увидеться завтра.

- Завтра не получится, разве что вечером.

- Но почему опять вечером, почему не днем? - Я оптимистически привередничал, воодушевленный долгожданным вопросом. - Я хочу видеть тебя в естественном свете зимнего дня.

- Днем я буду занята.

- Чем ты будешь занята днем? - Ощущая какое-то неприятное смутное подозрение, я сделал ударение на "чем", желая придать ему более одушевленный характер.

- Это неинтересно.

- Ах ты господи, как же не интересно, очень даже интересно, просто-таки до смерти как таинственно.

- Мне предстоит дальнее путешествие за город, нужно проведать человека.

Ну слава Богу, я обрадовался прояснению. Конечно, все просто, долгая дорога вдвоем, рука об руку, плечом к плечу, что может быть лучше? Ведь мы уже не раз путешествовоали по ее важным делам.

- Нет, не стоит, это так утомительно, - вполне искренне, не раздумывая, она отказывалась от предложенных тут же услуг. - Нет, зачем такие жертвы.

Но меня уже трудно было остановить. Она сама, первая спросила о моих планах, она хочет привлечь меня к какому-то необходимому трудному мероприятию, следовательно, что-то на самом деле сдвинулось, сошло наконец с проклятого неподвижного места, и я стал нужен, желаем, необходим.

- Когда мы выступаем?

- Мне нужно быть там после обеда, но право, не стоит утруждаться, и потом, мне придется там задержаться на некоторое время.

- Я подожду, займусь осмотром достопримечательностей.

- Там нет ничего интересного.

- А что там вокруг?

- Плоское безбрежное пространство...

- Гм, - от радости я потерял дар речи.

Она вспомнила то, от чего я уже сам давно отказался. Это ли не признак? У меня даже перехватило дыхание.

- Правда, там унылое, заснеженное поле... и, кажется, лес.

- Ах, все-таки лес, - я беззлобно ерничал, уже точно веря в неизбежность нашей завтрашней встречи. - Я люблю подмосковный лес... - Я уже собрался процитировать что-нибудь подходящее, но не успел.

- Да ведь этот человек, к которому я должна ехать - мой муж.

Невозможно даже приблизительно изобразить странный булькающий звук, исторгнутый мною в тот момент.

- Да, у меня есть муж, - она с любопытством посмотрела на меня, неужели вы думали иначе?

Любовь делает людей глупыми, точнее, такими, какие они есть на самом деле, всплыла давняя романтическая мысль. Через мгновение я уже сам удивлялся своей бурной реакции: конечно, муж, конечно, должен, иначе как же? Кажется, она что-то такое даже говорила, но в абсолютно законченном прошедшем времени, в смысле некоторой тени, наподобие своеобразного остаточного явления, вроде бы и реального, но только как результат, как осложнение после тяжелой, но излечимой болезни. Снова возник, пришел из далекого доисторического прошлого, замаячил в непосредственной близости молодой человек из той неудачной жизни, когда я наотмашь стучал в ее наглухо закрытые двери. Значит, он был, существовал и угрожал моему счастью на самом деле. И вот теперь она удивляется моему запоздалому открытию, а я осматриваю весь долгий, тернистый путь к сегодняшнему состоянию, тоже удивляюсь, но уже не собственной недогадливости, а наоборот, терпению и даже прозорливости. Так ведь и она не торопилась! Не торопилась, не спешила, а теперь поставила в известность, причем не просто ради торжества истины, а явно с какой-то тайной целью.

- Вот и нет теперь проблем... - с преувеличенной легкостью она подвела черту моим мечтам.

- Да нет, я все же не отказываюсь наотрез от нашего путешествия, но просто теперь оно возможно лишь в одном случае, - я сделал паузу, в надежде подтолкнуть ее к важному признанию (в конце концов она сама начала этот разговор), но она молчала. - Понимаешь, я не умею жить втроем.

- Я тоже.

Так закончился этот странный разговор. Я понимал - наступил какой-то действительно важный для нашей судьбы момент. О, я, конечно, не поверил, будто здесь вполне обычное затруднение и неудобство для нашей новой встречи, мол, не окажется ли кто-нибудь из нас троих в слишком глупом положении, а конкретно, не выйду ли я слишком смешным на фоне ее выздоравливающего, соскучившегося, как она сама выразилась, мужа. Или наоборот, не получится ли он тем назойливым препятствием нашей близости, исчезнувшим на время недомогания, а теперь вновь замаячившим на горизонте.