Владимир Хлумов - Прелесть (Повесть о Hовом Человеке)

Нет, не то, стихи не то, рифма убивает жизнь, хотя в ней так много пустоты... В ком? В чем? Неважно, важно не поддаваться, но как же хочется рабства, приди, приди, заполни все не занятое пустотой, без тебя она не слишком пуста. Так исчезают звезды, когда является солнце, что я несу, подумал Вадим, пусть просто встанет рядом, и я скажу, моя девочка, посмотри вокруг - здесь только мы, я и этот ободранный пес, и эта Москва, все притихло и ждет твоего слова, впрочем, ветер, но ветер принесет что-нибудь, другое, забытое, и желанное, как первый снег.

Проем исчез, сошел на нет, и Вадим слился с серой холодной поверхностью. Он чувствовал себя теперь не властелином мира, ни гуру, а просто архитектурным излишеством на китайской стене советского реализма. Конечно, здесь минутная слабость, уговаривал он себя, но как сладко длится эта прелестная минутка, он так и назвал ее про себя прелестной минуткой, в безлунном мраке московской ночи, в тени теней, в нижнем правом углу черного проема парадной двери. Прыгая с обрыва, не забудь захватить кого-нибудь с собой, - хотелось написать на стене рядышком с мемориальной доской. Послышались шаги. Цок. Цок. Цок.

Темно. Неясная фигура на коне замаячила на спуске, приостановилась, наверное, заметила. Щелкнул затвор, как маленький карабинчик, на дамской сумочке. Двинулась к нему. Характер известный, с пути не свернет.

- Ты? - донеслось до него.

Почему, злился на себя Вадим, именно в ее присутствии становлюсь безвольным мальчишкой? С этим надо кончать.

- Я, моя ласточка. - Бодренько, сказал он и самому стало противно.

В чем ему теперь сомневаться, когда все свершилось, и он сам руководит всем. Катерина рассмеялась.

- Я ждал тебя, а ты все не приходила, отчего? Неужели тебе еще нужны какие-то доказательства моей любви? Посмотри, - он показал на серый бордюр, - Видишь здесь нарисована ласточка и стоит моя подпись.

На шершавой поверхности виднелся только перевернутый птичий хвост, напоминавший логотип московского метрополитена. Рядом стояли инициалы В.Н.

- Ты все исполнил, чего же еще не достает?

Вадим усмехнулся. Наверное, даже приторно, и от этого стал ерничать и лебезить.

- Поговори со мной.

- Как, и все? Неужто одним разговором удовлетворишься?

- Им, им одним, моя девочка, несравненная, на что же еще мне, негодяю, рассчитывать? Ведь я тогда от самой дачи шел, видел, как ты падала в грязь, поднималась, хваталась испачканными руками за свои прекрасные волосы, вот, кстати, и заколочка твоя, смотри, - он разжал ладонь, - видишь, запотела, а вообще, как новая. Блеснул платиновый полумесяц в брильянтовых искорках.

- Ах, почему я промахнулась тогда, подло промахнулась, пьяна была, да не настолько, побоялась все-таки. А надо было бы...

- В чем же проблема, - Вадим шагнул на встречу, - Ружье при вас, мадам, на взводе, и я здесь, и никто не пьян, тьфу, не иначе как стихами заговорил, впрочем, у меня есть слабое головокружение, но это ничего, целиться не мне, хотя, если все это только мой дурной сон...

нет, сны надо смотреть на трезвую голову, давай, теперь не промахнись.

- Стой там, - твердо сказала Катерина, - Не смей и думать, я застрелю.

Животные забеспокоились. Пес прижался к его ноге и поджал хвост. Конь гулко перетаптывался.

- Ха, забавно, как, обрати внимание, нет, правда, мне даже интересно, может ли меня уничтожить моя же собственная фантазия, право в этом что-то есть, ну-ка попробуем, - Он шагнул навстречу и Катерина вскинула ружье.

- Вот так-то лучше, черт с ним, если не убьешь, будешь моей, впрочем, ты уже мне будешь не интересна, потому что будешь как все, как этот графоман докторишка, который боится прочитать гиреболоид, знаешь, чего он боится, нет, не смерти, чего ему, атеисту, смерти боятся, боится обнаружить мой талант, понимаешь, опровергнуть боится себя, как Сальери, кстати, жаль Сальери, ведь он знал истинную цену прекрасному, а не умел-с... ну что? - Вадим еще сделал шаг.

Катерина выстрелила в пролетавшую над Садовым Кольцом изодранную тучу.

- Вижу, заряжено, да я знал, что заряжено, можешь не сомневаться, стреляй, в человека, который ради тебя сделал то, что никто еще никогда не делал в истории! Стреляй, - он подошел и взял еще дымящийся ствол, - Нарезное? Не положено-с, ну да ладно, сейчас время неположенного, как там на охоте, помнишь, под Смоленском, солнце, снег, и мы, правда, еще зайцы, здоровая такая матрена, с выводком, ах, ее ты не пожалела, а я тогда, дурак, напился, да водка дрянь была, сивуха... давай, давай я тебе помогу, - он подправил дуло к сердцу, - Что там, заела собачка или порох отсырел, ну давай, раздался щелчок, будто осечка, - Ах неудача, есть патроны еще? Ну, ну, не плачь, глупая любимая девочка, иди, иди ко мне, - Катерина безвольно соскользнула, как отвязанная попона с коня, и Вадим обнял ее.