Валентин Холмогоров: Повесть о граде Лиходейске

Отстояв исповедь на клиросе, отец Онуфрий направил стопы свои прочь из храма, к обеду домой неприменно воротиться намереваясь. Однако же воплотить намерение сие не суждено сегодня ему по видимости всей было, ибо, едва к выходу он двинуться решился, явилась пред ним

женщина в платье простого покрою и платке, волосы русые с проседью, по сторонам местами выбивавшиеся, покрывавшем, в которой признал он Евдокею Салазкину, детского приюту лиходейского бессменную попечительницу. Благословите, святой отец, - попросила она, голову наклонив, и руки для благословения надлежаще складывая; благословил. - Не сочтите за труд великий, святой отец,- произнесла Евдокея голосом просительным,- помолитесь пред Господом за дела приюта нашего... - Плохи ль дела? - Спросил отец Онуфрий, глядя на просительницу

взглядом, сочувствия исполненным. - Плохи, батюшка. Жизни никакой не стало, - вздохнула Евдокея горестно, - и крыша приютская течет почем зря, и воды горячей уж год как нету, и нянькам жалованье трудом честным заработанное не выдают из месяца в месяц... - Отчего же губернатору нашему письмо жалобное не напишете? - Спросил святой отец и удивлением. - Ох, и писали, батюшка, - вздохнула попечительница горестно, - и все без смыслу и толку: нету у его губернаторского превосходительства времени горести наши разбирать; ан мочи уж никакой не осталось более: того и гляди, что приют закроют - куда ж детям-то деваться? Замолвите за нас Господу словечко молитвенное, сделайте милость... Уж ни на что иное и не надеемся. Замолвлю, будьте покойны. - Пообещал отец святой ей в утешение, и сам при том крепко задумался.

Разные земли и славят себя по-разному. В Италии, к примеру, готовить умеют прекрасные блюда и обувь шьют непревзойденную, во Франции вина испокон веку делают всемирно знаменитые, и всякая страна в умении своем к совершенству завсегда стремится и в искусство великое его обратить старается, дабы государство свое обогатить; в России у государства оного искусно воруют.

Воровать нужно с великим умением. И никто науки этой лучше русского человека постичь не может, ибо нет нигде во всем свете иной такой земли, чтоб красть у нее можно было все до последней копейки, и от того у нее не убавлялось ни в малости. Красть можно по-разному. Можно - с оглядкою, когда, украв, непрестанно назад оглядываешься - а не забыл ли еще чего? Можно - с разумением, когда, украв, что ничего боле взять сверх оного нельзя, со всею ясностью разумеешь. А можно - с задумчивостью, когда взяв даже то, что никакой природной возможности взять не имеется, об том как это оно эдак вышло, надолго опосля задумываешься. Начальник лиходейской исполнительной канцелярии Леопольд Ларионович Слива воровал с разумением, поскольку иначе поступать не мог, как ни старался. Был он внешносью своей вполне фамилии соответственен, - полон и одутловат, страдал он потливостью и одышливостью, был неловок в движеньях, но суетлив; характером же обладал невротическим: ежели долго вел образ жизни своей он в спокойствии и праздности, душа его приходила понемногу в необыкновенное смятение, укравши же хоть самую малость, находил он в том несказанное успокоение.

Застал его отец Онуфрий, по дороге до дому, как к старому знакомцу к нему завернувши, как раз за работою: записывал Леопольд Ларионович в платежные ведомости кирпич битый ровно вполовину, по шесть тысяч третьим сортом купленый, как купленый по десять тысяч первосортный. - Что нового в округе делается? - Спрашивал начальник исполнительной канцелярии, угощая отца Онуфрия чаем ароматным с печеньями. - А что делается? - Отвечал святой отец, чай с благодарностью прихлебывая. - Что и всегда. Давеча вот заезжал ко мне иерей зареченский, отец Кондратий, знакомец мой: проездом был. Губернатор ихний, говорит, дочь свою замуж выдавать собирался, да так и не выдал: жених на радостях водки опился, да на экипаже безлошадном, губернаторском, на реку кататься поехал. Так и свалился в реку с экипажем вместе, всем на посмешище. Скандал был - непредставимый. Еще, говорит, об той неделе другая история вышла: выдал их казначей музею, что при научном обществе, три мильона на рештаврацию, а музей тот с обществом заодно и прикрыли вскорости. Так тех денег и не сыскали потом, как ни трудились... И что же, насовсем прикрыли? - Спрашивал Леопольд Ларионович участливо, чаю отцу Онуфрию свежего в чашку подливая. - Благодарсвую... Отчего же, очень даже насовсем. Все сейчас прикрывают: вот и в нашем городе тоже, приют, к, примеру, детский - последние деньки, видать, доживает. - Ой ли? - Поднял брови Леопольд Ларионч в подлинном изумлении. - А как же? - Кивал отец Онуфрий, - Мне попечительница тамошняя, Евдокея, сама давеча сказывала: ни крышу починить прохудившуюся, ни воду горячую наладить, ни жалованья кому следует выплатить средствов у