Валентин Холмогоров: Повесть о граде Лиходейске

- Это чем же ты, собака, народ травишь? - Взревел Василий Петрович, уста свои рукавом утирая. - Водкою-с. - Отозвался трактирщик, улыбаясь извиняющейся улыбкою. - Столичной-с. Ничего другого не имеем-с...

Василий Петрович сгреб его за грудки, и встряхнул, точно грушу, так, что при иных обстоятельствах с груши той вмиг посыпались бы наземь плоды переспелые. - Водкою? - Повторял он при том неласково. - Водкою? Я тебе покажу водку, прохвост!

Человек с дьяконской бородкою, угадав, видимо, происшествия сего продолжение нелицеприятное, поспешил за рукав Василия Петровича уцепиться хватко и прочь повлечь с поспешностью, приговаривая суетливо: - Да как же, ваша милость? Да говорл же, ваша милость... - В деле малом не пособите ли, юноша? - Обратился он к Андрюше, мимо столика его проходя, с ним поровнявшись. - Машину не поможете ль подтолкнуть застрявшую? Здесь, рядышком. - С радостью, - согласился Андрей Григорьевич не раздумывая.

Автомобиль Василия Петровича Пришивалова был, как ожидать того и следовало, заморской драгоценной породы: суетливый человек же оказался при нем водителем. Пропуская мимо внимания своего Василия Петровича речи гневные о выпитом давеча напитке и заведении, оный предлагающем, во многом содержания весьма нелицеприятного, Андрей Григорьевич, в лакированый металл руками упершись, столкнул автомобиль с места, отчего тот завелся с заметным усилием. - Пьешь ли? - Обратился к нему Василий Петрович, душу свою в непристойной тираде излив окончательно. Андрей Григорьевич смутился. Случается. - Ответил он по минутном размышлении. - Что же, раз так, поехали. - Сказал Василий Петрович, дверь автомобильную пред собой открывая.

- Отчего ж служить не идешь в какую контору? - Спрашивал Василий Петрович Андрея Григорьевича, меню ресторанное изучая внимательно, когда на вопрос его тот поведал ему о жизни своей неприкаянной. - А возьмут ли? Пожал плечами Андрюша. - Ведь пытался, и не раз, верите ли? - Верю охотно. И о деле своем, небось, всерьез подумывал? - Бывало. - Вздохнул Андрюша обреченно. - Только ведь как оно теперь? В былые-то времена, институт иль университет какой закончишь, тут тебе и распределение, и должность инженерная, и оклад. Можно было и по партийной линии, коль науки да философии коммунистические изучил прележно. А ныне, при капитализме да царе, нет тебе дороги, кроме как на улицу иль в лавку за гроши. - И что же думаешь? - Спросил Андрюшу Василий Петрович, сощурившись любопытственно. Да вот до титулу дворянского дослужиться мечтаю... - А на что оно тебе? - Да как же? - Изумился Андрей Григорьевич неподдельно. - Тут тебе и в общество дорога, и связи со знакомствами, и возьмут, может, куда, где поприличнее... Вы вот, к примеру, уж простите меня за бестактность такую великодушно, тоже, небось, состояние великое заработали, да в губернской управе и при минестерстве столичном места властительного добились не просто так... - Уж ясно, не просто так. - Улыбнулся Василий Петрович. - А ну-ка, Прокофий, подай мне дипломат с бумагами!

Явился Прокофий, водитель господина Пришивалова, с дипломатом, явилась же вслед за ним вторая перемена блюд, каких Андрей Григорьевич не едал отродясь. Принялся он за блюда те с усердием, в то время, как Василий Петрович записал что-то в бумаге, из портфеля им извлеченной, и протянул ее Андрею Григорьевичу. Посмотрел ее Андрюша, и обомлел: то была дворянская грамота, с подписью да печатью от министерства столичного. - Интересно мне, - сказал Василий Петрович, дипломат Прокофию возвращая обратно, - как ты случаем таким распорядиться сумеешь, с толком или без толку. Принимайте патент, ваше голодраное благородие. А уж дальше - от тебя лишь все оное зависит...

Устроился вскоре опосля событий описанных Андрей Григорьевич в банковскую контору Камышина, что на Оружейной улице, в должности ответственного распорядителя. Работал он не покладая рук, и неплохо управлялся, за что ценили его необыкновенно. Денег имел с того Андрей Григорьевич не то, чтоб уж очень много, но достаточно; сменил он комнату свою с тараканами и иными удовольствиями в лице домохозяина сварливого на отдельную квартиру, что снял за сходную плату неподалеку от места сего; трудился он теперь в том самом костюме за пятьсот рублев и при галстуке к нему шелковом, почти никогда означенное из любви трепетной ни на что иное не сменяя.

В тот день явился неожиданно по делам своим в контору, где служил теперь Андрей Григорьевич, никто иной, как Сергей Антонович Хлебоженов, тесть его несостоявшийся. Долго разглядывал он Андрея Григорьевича издалека взглядом оценивающим, наконец приблизился, и заговорил с ним привычно поздаровавшись, что со старым знакомым. - Отчего же не заходите к нам более, милостивый государь? - Осведомился он с любезностью. - Нету, уж поверьте, у меня теперь на то ни времени, ни желания, - отозвался Андрюша холодно. Слышал я, что звание дворянское вожделенное заимели вы, и в средствах теперь, как судить могу, не ограничены ни в малой степени? - Спросил его Сергей Антонович в свою очередь ласково. - Все так. - Откликнулся ему Андрей Григорьевич. - А счастливы ли?