Иван Гончаров: Письма (1857)

Завтра Вы едва ли застанете Евгению Петровну на даче: она собирается в город и, может быть, пробудет здесь и вечер; а в среду она дома, и будут рады Вам. Я послал записку и к Некрасову, приглашая его в среду туда же для чтения: только не знаю, будет ли он.

Всё это Евгения Петровна поручила мне сказать Вам.

Честь имею почтительнейше быть

И. Гончаров.

Понедельник.

[5 июня] 1857 года

Милостивый государь Михайло Никифорович.

Сию минуту я получил Ваше письмо и, несмотря на сильное нездоровье и сбо[ры] к отъезду, спешу отвечать, чтобы положить предел объяснениям, которые так продолжительны, что самый предмет не стоит того. А возникли они вот отчего. Мефодий Ник[ифорович], сделав мне последнее предложение, спросил, согласен ли я на него. Я согласия не изъявил и спросил, будете ли Вы рассчитывать на роман и в случае моего несогласия. Но на это он мне ответа никакого не дал. А мне необходимо было это знать, потому что я намеревался, как я уже писал Вам, заняться за границей приведением романа в порядок или прибавить что-нибудь к нему. В случае Вашего отказа я или занялся бы другим, или перед отъездом условился бы с редакцией другого журнала. Вот отчего я так настойчиво добивался ответа и еще недавно, встретившись с Мефод[ием]Никиф[оровичем], выразил ему удивление и, сознаюсь, отчасти неудовольствие на то, что молчание Ваше меня ставит в затруднение. — Потом, заключив из Вашего молчания, что Вы на прежних условиях романа не желаете, я подосадовал только, что послал к Вам именно вторую статью, то есть «Плавание в тропиках», а не то, что печатал вообще в «Вестнике», как Вы выразили в письме; я желал печатать у Вас [с того времени, как] [4] Здесь и ниже в оригинале порча текста; восстанавливается по смыслу. имел удовольствие с [Вами позна]комиться и когда Вы [выразили] лестное участие к моим [произведениям]. Я тогда же дал слово себ[е ответить] на Ваш вызов, сколько от ме[ня зави]сит. Но я желал также п[ечатать] что-нибудь и в «Библ[иотеке] для чт[ения» у] моих друзей Дружинина и М[айкова] и тогда просил Вас разр[ешить] отдать им «Тропики», но Вы [не] согласились, и я должен был [дать] им такую ужасную дрянь, как «Аян». «Тропики» тоже нехороши, как и все мои записки (это знаю сам), но всё же сносне[е]. Имев в виду поместить у Вас [роман], я смело обещал дать Вам две уже почти тогда готовые статьи и [потому] не спорил с Вами о «Тропиках». [Есте]ственно, что после, когда Вы отступились (я это заключил из Вашего молчания) от романа, я подосадовал, что «Тропики» не попали в «Библ[иотеку для чтения»], а «Аян» в «Вестник», потому же подосадовал, что у Вас уже была одна статья, которая сноснее «Аяна».

Вся моя беда, вся ошибка (если только это беда и ошибка) заключается в моих правилах никогда не давать слова или, обещав что-нибудь, сделать вдвое, так я поступил и с Вами. Сделать иначе — значит выйти из моей натуры, вот и причина моих колебаний и сомнений. Я знаю, к чему ведут данные и неисполненние обещания.

Меня до крайности удивило сегодня [в Вашем] письме выраженное [предполо]жение, что я могу сомневаться [в коли]честве оттисков, которые [Вы сд]елали в Вашей типографии, [под] Вашим надзором… Я об оттисках и о количестве и не думал. Конечно, при втором издании книгопродавец волен был сделать мне такое возражение или позволить себе то же предположение, но только никак не я и не на Ваш счет.

Вот и всё, что я хотел сказать. Извиняюсь перед Вами и перед Евг[ением] Федор[овичем], что вовлек Вас в эти длинные объяснения, напоминающие заглавие одной из шекспировских пьес: «Much ado about nothing». [5] «Много шума из ничего» (англ.)

Насчет несуществующего романа прибавлю вот что. Я разом выведу Вас из затруднительного положения или, лучше сказать, из всякого сомнения. С обоюдного согласия положим прежние условия несуществующими. Если у меня будет что-нибудь написано и если я с рукописью обращусь к Вам, будемте договариваться вновь. Это не обязывает Вас к соблюдению прежних условий, меня — к написанию романа и к помещению его у Вас. Вы выигрываете тем, что совершенно освобождаетесь от прежних условий, которые находите отяготительными, а я ничего не выигрываю, кроме свободы не писать и не помещать труда своего непременно в «Вестнике», свободы, которая оставалась и прежде за мною.

Я и не надеюсь теперь написать что-нибудь, потому что болезнь печени и геморрой так усилились, ч[то едва] ли позволят мне [сесть за работу]. Я полагаю, что не [в состоянии буду], как намеревался б[ыло, составить] заметок. Беру, однако [же, на всякий случай уже] написанные главы «Обл[омова» с собою], чтобы, если можно, прив[ести их в поря]док и напечатать в «Вестнике» [или] в другом журнале, как по[следнее] сказанье и потом замолчать.