Александр Хургин - Ночной ковбой (сборник)

Мы шли вдвоем, естественно, в сторону моря. Зарайский уехал утром общественным транспортом дальнего следования. По неотложным научным надобностям. Я обнаружил, что несу в руке бифштекс. И понял, что несу его пляжной трехцветной кошке. Разделись на скамейке под тентом, остыли, позвали кошку и стали ее кормить. "Что она тут пьет? - навязчиво думал я, пока кошка ела. - Или она привыкла к морской воде?" Понемногу сползлись ветераны и узники. Видимо, попрощаться с морем. Погрузиться напоследок в его серые воды. Конечно, до четырех часов - а многие уезжали еще позже - можно было погрузиться в море раз сто. Но у стариков свой счет времени и свое представление о его беге. Редакторы отсутствовали. Наверно, читали газеты.

После обеда, складывая вещи, я в один момент осознал, что бал вместе с маскарадом окончен, что четыре дня прошли, и что Ивеко-КРАЗ уже где-то недалеко и едет по мою душу, пожирая километры, подпрыгивая на их стыках, приближаясь.

Я свалил свое добро в чемоданчик. Прижал крышку. Замки защелкнулись.

- Освободите, пожалуйста, комнату, - сказала горничная. - А то я до конца рабочего дня убрать не успею.

- А вещи? - спросил я. - Не таскать же их до шестнадцати часов с собой.

Горничная протянула мне ключ:

- Вещи поставьте в двести девятую. Ключ сдайте внизу. Или повесьте.

Я перенес чемоданчик. Лектор - сумку и рюкзак.

- Спасибо вам, - сказала горничная. - А то никто комнаты не освобождает.

- Ну, - сказал лектор, - искупаемся на посошок. Ты в плавках?

- В плавках.

- А я без.

Море слегка штормило. Так, не всерьез. Тучи ползли тяжело и низко. Но не сплошь. Местами они зияли здоровенными промоинами, и сквозь них безбожно палило солнце. Я вошел в воду как можно быстрее, чтобы не щекотать себе нервы, лег грудью на волну и поплыл. Не спеша. Размеренно, на выдохе двигая конечностями, не борясь с волнами, а наоборот - используя их для собственного движения. Давая волне поднять меня, чтобы потом соскользнуть по ее склону. Так, без усилий, я отплывал все дальше от берега. Я могу держаться на воде очень долго. Не бесконечно, но долго. И я держался. И понял, что не вернусь.

Я не собирался тонуть, я же не идиот и не Мартин Иден, но и уезжать в шестнадцать ноль-ноль я не собирался. Пропади оно все пропадом. Что угодно, только не этот чертов Ивеко-КРАЗ, набитый узниками и ветеранами и развивающий бешеную скорость движенья. Пусть уезжает без меня. Я не хочу обратно, в дерьмо, в нелюбовь, в грызню. Я хочу остаться. Денег у меня маловато, но ночи сейчас теплые, спать можно и на пляже. Кошка же там спит. Ем я совсем мало, без разбору и что придется. А вещи оставлю в корпусе. У той же, допустим, горничной. Она отказать не должна. Она девушка добрая.

Я плыл и жалел, что оставил на суше часы. Они водонепроницаемые, и с ними я мог бы вернуться, скажем, к половине шестого. А так, сколько я здесь барахтаюсь - час, два или три - никак не определить. И далеко ли я заплыл тоже что-то неясно. Берега нигде не видно. Вокруг только море. Чистое и прозрачное. Значит. Наверное. Далеко.

2000