Мирза Ибрагимов - Наступит день

- Мои ханум почище ваших жен! Эти делают открыто то, что те делают тайком.

Перед Гамарбану было существо маленькое, бессильное, но гордое и исполненное достоинства. И чем больше непокорности проявляло это слабое существо, тем сильнее поднималось у хозяйки желание сломить ее гордость, растоптать ее достоинство. Но все чаще она чувствовала себя утомленной этой борьбой. Тогда она как-то смягчалась, вспоминая поговорку: "Чего не сломит сила, покорит слово", и круто меняла свое обращение с Гюльназ. Браня себя за излишнюю жестокость, она прибегала к ласкам и уговорам.

И теперь, услышав из уст девушки грозное: "Я тебе не раба и никогда ею не буду!", Гамарбану отступила.

Она не набросилась на Гюльназ и не стала рвать ей волосы, хотя это доставило бы ей огромное удовольствие. Не сделала она этого потому, что боялась, как бы девушка не ответила ей ударом на удар.

Уже сидя наверху в своей комнате, Гамарбану, постепенно успокоившись, подумала:

"Пожалуй, небезопасно в нынешнее смутное время держать Гюльназ в одним доме с моими ханум. Как бы она не сбила их с толку. Завтра все они могут восстать против меня, если увидят, что я оказалась бессильной против этой мужички!.."

Эти сомнения Гамарбану имели под собой почву. И на самом деле, среди женщин, находившихся в заведении Гамарбану, было немало таких, которые начинали думать именно так и относились к Гюльназ со скрытым уважением.

"Нет, нет! - твердо решила Гамарбану. - Ее нельзя здесь держать!"

Решение пришло сразу: надо перевести Гюльназ в один из уединенных домиков-особняков, которые она держала для "особых" гостей. Там она могла по-иному расправиться с непокорной. Гамарбану решила произвести это переселение под большим секретом, чтобы никто из ее окружения об этом не знал.

Она вышла на веранду и окликнула слугу:

- Скажи этой собачьей дочери, чтобы сейчас же собрала своя тряпки. Да вызови фаэтон. Я отвезу ее к ее родным. Пускай отправляется в свою деревню подметать навоз в хлеву. Из нее человека не сделаешь.

Не прошло и получаса, как от дома Гамарбану отъехал напряженный в пару фаэтон, в котором сидели, отвернувшись друг от друга, Гамарбану и Гюлъназ.

Девушка наивно полагала, что настал день ее избавления, на самом же деле она была в положении арестанта, которого переводят из общей камеры в карцер.

Спустя два дня, вечером, когда удлинялись тени и в воздухе ощущалась прохлада, раздался стук у ворот заведения Гамарбану. Это был необычный стук: кто-то стучал молоточком по прибитому к воротам железу нетерпеливо и повелительно.

- Кто это ломится в ворота? - сердито вскричала Гамарбану. Посмотрите-ка, кому там не терпится? - приказала она слуге.

Когда отперли ворота, Гамарбану сразу узнала Хавер.

- Добро пожаловать, милая ханум! Рада видеть тебя в моем доме. Сама пожаловала! Своими ножками! - В этих словах звучали одновременно и ирония и неподдельная радость.

Гамарбану с раскрытыми объятиями пошла навстречу Хавер; и вдруг увидела входивших вслед за ней двух незнакомцев - мужчину и женщину. Она остановилась как вкопанная, и на ее лице отразилась тревога.

- Где Гюльназ? - взволнованно спросила Хавер, шагнув к ней.

Первая мысль, мгновенно промелькнувшая в голове Гамарбану, была притвориться, будто она никакой Гюльназ не знает и самую Хавер видит впервые, но тут же пройдоха отказалась от этой мысли.

- Ну что ж, приехали за ней, и хорошо! - проговорила она, стараясь скрыть свою растерянность. - Пожалуйте в комнаты, выпейте чайку, за чаем и поговорим.

- Нам некогда, ханум, - не удержалась Ферида. - Позовите Гюльназ, и мы уедем.

- Не предугадать капризов судьбы! - сокрушенно выговорила Гамарбану. Тяжелая доля досталась бедной девушке. Через месяц после смерти матери растаяла и она, как свеча. Не выдержала потери.

И она скороговоркой рассказала о том, как содержала у себя Гюльназ и ее мать, какие муки перенесла Сария, прежде чем попасть к ней, и как она окончила свое земное существование. Тут же стояли открывший ворота слуга и толстая ханум, ходившая когда-то к Хавер вместе с Гюльназ. Кивая головами, они подтверждали слова своей госпожи. Ханум даже достала платочек и стала вытирать катившиеся из глаз слезы. Глядя на нее, расплакалась и Гамарбану.

Фридуну противно было смотреть на лицемерные слезы и на все поведение этих женщин. Ему душно было в их грязном притоне.

- Не плачьте, ханум! - с глубокой ненавистью выкрикнул он.

- Слезами ничего не добьетесь! Скоро-скоро вам придется отвечать за все ваши подлости.