Нора Икстена: Праздник жизни

Вот один я взбираюсь в горы в какой-то незнакомой стране. Широкие дороги сменяются узкими тропками. Может быть, я первым ступаю по этой земле, может быть, последним. Альпийские цветы в серых каменных глыбах похожи на светлячков. Я иду, не ведая усталости, словно бы знаю куда. Темный ночной воздух сверкает от огненной мошкары, которая перемешала небо с землею, так что звезды не понимали, где находятся. Я шел всю ночь напролет и под утро очутился возле какого-то монастыря. Вероятно, здесь и жили те счастливые люди.

Молча меня ввели в маленькую комнатку, в которой были только обыкновенная кровать, миска с чистой водой, грубое полотенце, мутное зеркало и маленькая икона на стене. С нее всепроникающим взором смотрела на меня женщина. В одной своей маленькой руке она держала ярко горевшую тонкую свечу, вторая лежала под грудью, словно бы что-то оберегая. Взгляд ее меня смущал и пугал, и я заснул, прикрыв веки ладонью. Проснулся я в сумерках и почувствовал жжение в уголках рта. Подошел к миске и обмакнул лицо в воду. В этот миг меня пронзила молниеносная боль, и я тотчас отпрянул. В подернутой дымкой зеркальной поверхности я увидел измученное лицо, две свежие раны тянулись книзу от уголков губ. Неужто я так безумно звал кого-то?

Я часто ее унижал. Ибо во мне копилась невероятная злоба, с которой я не мог совладать иначе, чем унижая. Я хотел заставить ее встать на колени, чтобы она умоляла меня, целовала бы мои ноги и забыла бы о своем рукоделье. Меня преследовали зловещие сны, в которых мы попеременно были мучениками и палачами. Мы причиняли друг другу невыносимую боль и потом неумело ее врачевали.

Израненные, мы выползли на морской берег. Теплый ветер касался наших ран, как нежная и легкая влажная материя. Исцеляющий ветер. Мы медленно шли поодаль друг от друга и от морской воды, которая устремлялась к нам, как соль стремится к ранам. Мы шли долго, пока небосвод над нами не потемнел. Звездный купол неба усмиряет зверей.

Среди многочисленных звезд на непостижимой скорости неслась комета. Мы были избранниками, которым позволено было ее увидеть. На пустынном пляже мы, двое, держась на расстоянии, каждый со своими ранами, позволили комете любить нас.

Однажды она отвела меня на какой-то старый кораблик. Ржавый и обшарпанный, он по-прежнему качался на волнах, когда его баюкали мутные воды реки. Она пробежала по кривым мосткам, доски которых напоминали истертые клавиши пианино, и, резко оттолкнувшись, очутилась на носу суденышка.

"Здесь я, когда была маленькая, жила!" - крикнула она мне издали и быстро и ловко, как юнга, стала петлять по крохотной палубе.

Хоть и было прохладно, мы оставались на суденышке всю ночь, и она мне сказала, что это была самая счастливая ночь в ее жизни, потому что детство смешалось с любовью. Она сказала, что кожа моя пахнет фруктовым мороженым, что у меня молодые и ясные глаза, как у мальчишки-газетчика, и прохладные руки, как у доктора, который спас ее от дифтерита. Я снова ее любил, и всякое зло казалось мне нереальным и таким же далеким, как вечно отдаляющийся горизонт. В ту ночь мне было подвластно все. На старом проржавевшем суденышке можно было уплыть далеко в море и не вернуться. Уплыть туда, где нет границ, установленных людьми и тщательно нанесенных на карту. Уплыть далеко в море и плыть, пока не кончатся запасы пресной воды и не придется спасать друг друга своей кровью. И тогда мы стали бы одним и тем же рукоделием. И, возможно, благополучно и счастливо добрались бы до суши.

Она боялась лунного света. При полной луне она занавешивала окна толстой черной тканью и, если видела хоть малейшую щелочку, заколачивала ее крохотным тоненьким гвоздиком. Она верила, что в полнолуние одинокие люди превращаются в оборотней. Она говорила - когда люди набрасываются друг на друга, это и не люди вовсе, это оборотни. Кто-то будто их усыпляет и необузданными фантазиями наделяет их воспаленные чувства и души, и они на самом деле верят, что изменились. В них будто просыпается какая-то злая природа, которая обитает между жизнью и смертью. Ни жить она не может, ни умереть. И потому от невыносимого одиночества постепенно превращается в зло. В лунные ночи она льнула ко мне, как дитя, испуганное внезапной грозой. Она рассказывала, как однажды после купания в море, когда луна была круглой, как шар, на нее напал оборотень. И хотя он выглядел как человек, это не мог быть человек, потому что голос его был похож на волчий вой и в глазах горел неестественный зловещий огонь. Он схватил ее за волосы и поволок вдоль кромки моря, не внимая мольбам. Ей казалось, что оборотень загрызет ее и оставит лежать под белым лунным светом. Безнадежно она звала меня, но крики застревали где-то между темным небом и встревоженной поверхностью моря. Оборотень заставил ее сначала целовать его тело, потом есть песок. И проклинал ее словами оборотней. И когда ей, обессилевшей и ко всему равнодушной, хотелось только умереть, темная гряда туч закрыла белый шар луны, и оборотень бежал, бросив свою добычу...