Одним словом, нам было хорошо. Море было чистым и упругим. Мы плескались и плавали вокруг лодки, уносимой течением. Подальше отойти она боялась. Она часто сбивала дыхание, потому что отворачивала лицо от воды.
У человека, привыкшего к морю, рот почти все время в воде и вода во рту. Но он ее не глотает, потому что выдыхает вместе с воздухом. К тому же, глотнув разок-другой, он не теряется, а выравнивает дыхание.
А когда все время боишься воды, обязательно наглотаешься. Это как пасечник, который вскрывает улей без сетки и рукавиц. Ну, укусят одна-две пчелы - ничего страшного.
- Хочешь, достану со дна жемчужину? - сказал я.
- Достань, - оживилась она. - А здесь неглубоко?
- Нет, - соврал я.
Под нами было метров сто. Здесь можно ловить только глубоководную рыбу мизгит. Но если бы она об этом знала, наверно, утонула бы от страха.
Я решил подшутить. Нырнул метра на три или четыре, проплыл под лодкой и осторожно вынырнул с другой стороны. Стал ждать.
Я слышал ее дыхание и плеск воды возле ее рук. Тишина. Только вода потюкивает о лодку.
- Ну, что ты?
Тишина.
- Слышишь, вылезай!
Тишина.
- Что за глупые шутки?
Тишина.
По всплеску воды я понял, что она кружится на одном месте, думая, что я выныриваю у нее за спиной.
- Господи, что случилось, - сказала она почти шепотом {127} и ухватилась за борт. Я слышал, как у нее стучат зубы. Я понял, что слишком далеко зашел. Если она узнает, в чем дело, не скоро простит. Поэтому я снова погрузился в воду и вынырнул возле нее.
Она обняла меня за шею, она так вцепилась в меня, что я на этот раз чуть было и в самом деле не утонул. Едва успел ухватиться за борт. Она пыталась что-то сказать и вдруг расплакалась, все сильнее прижимаясь ко мне. Джентльмен был посрамлен. Слезы текли так обильно, что стало ясно: заодно текут и те, невыплаканные.
Я чувствовал себя довольно неловко, тем более что все происходило в воде. Я никогда не думал, что у одного человека может быть такой запас слез.
Наконец, когда мне показалось, что уровень моря несколько повысился, она затихла, все еще всхлипывая и пытаясь улыбнуться.
- А где жемчужина? - спросила она.
Я почувствовал себя Серым Волком, проглотившим Красную Шапочку.
- Видишь ли, - сказал я, - жемчужины растут в мидиях. Я раскрыл целую гроздь мидий, но жемчужины еще не поспели.
- Поэтому ты так долго не выныривал?
- Ну да.
- А разве не лучше было бы поднять их в лодку? Мы бы вместе посмотрели...
- В школе меня учили, что нельзя разорять птичьи гнезда.
- И ты не разорил ни одного гнезда?
- Нет, конечно.
- Интересно, - сказала она и пытливо посмотрела на меня. Я не выдержал взгляда. - Кстати, как ты заглядывал в мидии, там ведь темно?
- Очень просто. Просовываешь в мидию фосфоресцирующую медузу...
- Послушай, не принимаешь ли ты меня за дурочку?
- Как ты могла подумать, - сказал я, стараясь быть серьезным.
- Если ты пошутил, это жестоко, - сказала она. - Со мной никогда так не шутили. Дай слово, что это никогда не повторится.
- Если я пошутил, - сказал я, - даю слово.
Я и в самом деле решил не повторять таких шуток. Я с трудом вынырнул из зоны лжи и, выныривая, продолжал лгать не потому, что хотел, а потому, что все еще находился {128} в этой зоне. Правда, скорее всего здесь не ложь, а так себе, фантазия. Не всякая неправда - ложь. Честно было бы считать ложью такую неправду, из которой извлекается выгода.
- А к вопросу о птичьих гнездах мы еще вернемся, - сказала она.
- С удовольствием, - ответил я.
- Ты или сумасшедший, или негодяй, - сказала она.
- А кого бы ты предпочла?
- Конечно, сумасшедшего, - сказала она с таким пафосом, что мы оба рассмеялись.
Потом мы еще купались, и нам было хорошо. Мы ни о чем не говорили, но все было ясно и спокойно.
Потом я заметил, что она начинает замерзать. Она побледнела, а губы стали темными. Я влез в лодку и помог ей подняться.
Я давно заметил, что море великий примиритель. Видимо, оно создает такую сильную общую среду, что все остальное по сравнению с ним можно считать частными отклонениями, не имеющими особого значения.
В лодке мы быстро согрелись, потому что день был солнечным и солнце еще стояло высоко.
Мы зверски проголодались и теперь вспомнили о припасах, которые ее мать почти насильно сунула нам в сумку. Мы их не хотели брать, но в таких делах родители всегда оказываются мудрее.
- Молодец мамочка, - сказала она, вытаскивая из сумки бутерброды с котлетами. Еще у нас были апельсины.
- Она вообще молодец, - сказал я, налегая на бутерброд.
Читать дальше