Фазиль Искандер - Рассказы о Чике

Что же случилось потом? Чик не мог понять. Может, он на слишком многие годы вперед рассчитывал эту сладость, хотя пока ничем не заслужил ее на многие годы вперед. Получилось, как в сказке о золотой рыбке. Чик оказался у разбитого корыта своей чести.

Чик так помрачнел, что вся его команда это заметила.

- Чик, не горюй, - сказала Ника, - они все просто дураки.

- Чик, - попытался утешить его Оник, - того, кто из нашей школы, ты всегда поймаешь. Это он рассказал про Рыжика.

Конечно, этого дурачка Чик всегда мог поймать и дать ему по морде. Чик удивлялся, что тот осмелился рассказать про него такое. По всем расчетам Чика он не должен был осмелиться рассказать это. Тут что-то не состыковывалось. Но Чик также знал, что, не отомстив главному обидчику, он не имеет права притрагиваться к этому дурачку. Это было бы подло и даже трусливо. "Но ведь я и так струсил", - пронзила Чика брезгливая боль.

- Пошли домой, - сказал Чик и стал одеваться. Вся команда его стала одеваться.

Когда они покидали пляж, тот, что учился в их школе, вдруг запел дразнилку, которую иногда напевали глупые пацаны при виде Лгсика:

- Лгсик, а-а-сто-рож-но, упадешь!

Вся компания расхохоталась. Лгсик, как всегда в таких случаях, глупо заулыбался. И теперь вдруг Чик понял, что Лгсик своей улыбкой скрывает боль, которую он испытывает от оскорбления. Надо будет ему обязательно дать по морде, подумал Чик про мальчика из их школы, но только после того, как я отомщу главному обидчику. Чик обернулся на компанию, поймал глазами того, кто два раза трепанул его за чуб, и громко сказал:

- Встретимся один на один! - Но сам почувствовал, что слова его прозвучали неубедительно. Даже фальшиво.

- Да хоть со всей твоей хромоногой командой! - крикнул тот в ответ, и вся компания загоготала.

Чик покидал поле битвы с поникшей головой. Вернее, поле несостоявшейся битвы. Никогда ему не было так плохо. Почему, почему все это случилось? Почему он испугался? Конечно, они могли напасть всей сворой. Но ведь могли и не напасть. Неужели, думал Чик, ему сейчас стало необыкновенно плохо, потому что до этого было необыкновенно хорошо?

Он сейчас осознал свою первую ошибку, которая, может быть, оказалась главной. Когда его окликнул этот пацан и оскорбительно стал говорить о том, что Рыжик его отлупцевал, надо было резко его оборвать. А Чик слишком добродушно ему ответил, надеясь снова лечь и продолжить блаженство. Может, тот, кто сверху, наградив его этой сладостью за то, что он научил Лгсика плавать, сказал: "Хватит! Научил одного мальчика плавать и уже захотел, чтобы всю жизнь тебе почесывали спину. Размечтался! Получай!"

Стыд. Стыд. Стыд. Несколько дней после этого случая Чик ходил по городу, надеясь встретиться с этим пацаном один на один. Но тот как сквозь землю провалился. Чик его так нигде и не встретил. Через некоторое время боль обиды притупилась и днем почти не чувствовалась. Но по ночам иногда и через несколько месяцев всплывало. И Чик от боли и стыда извивался на скомканной простыне.

Иногда в такие минуты ему хотелось стать сообщником какой-нибудь бандитской шайки и, поймав этого мальчика, напугать его до смерти. Да, Чик иногда чувствовал блатную романтику. И он думал: или - или. Или всеобщая честность, или, если это невозможно, пусть все дрожат от страха при виде тебя.

Прошел год. Чик со своей взрослой двоюродной сестрой, которую звали Лена, возвращался из Чегема, где гостил у дедушки.

У тети Лены было красивое лицо и могучие голые руки. Платье у нее было с короткими рукавами. По дороге в Анастасовку и на пароме через Кодор, и в ожидании парома они встречали немало молодых людей. Взглянув на лицо тети Лены, молодые люди сами светлели лицом и выражали желание поближе с ней познакомиться. Но потом, разглядев ее могучие руки, они как бы съгживались и увядали. Тетя Лена, замечая все это, презрительно улыбалась, как бы говоря: да не бойтесь вы, приблизьтесь, может, и не ударю.

В селе Анастасовка Чик и тетя Лена подоспели к отходящему на Мухус автобусу. Тетя Лена держала корзину со всякой деревенской снедью. А Чик держал в одной руке живого петуха, а в другой живую курицу. Чик держал их за связанные лапки.

Курица вела себя смиренно, но петух снизу вверх злобно поглядывал на Чика и время от времени норовил клюнуть Чика в ногу. Было похоже, что он не мог простить ему своего унижения оттого, что его держат вниз головой, да еще на глазах у курицы.

Чик устал от этого петуха не потому, что он был довольно тяжелый, а потому, что он все время требовал внимания и надо было держать его достаточно далеко от голых ног. Петух вдруг, ни с того, ни с сего как, взорвется, как захлопает рыжими крыльями, как потянется разинутым клювом к его ноге! Чику надоело быть бдительным и то петуха отдергивать от ноги, то ногу отдергивать от петуха. И он был рад, когда у входа в автобус тетя Лена обернулась и взяла у него петуха и курицу и обоих зажала в одной руке. Между прочим, петух даже не пикнул и не попытался укусить ее голую руку. Продолжая держать в другой руке корзину, она вошла в автобус. Чик за ней.