— А как будут спрашивать родственницу? — спросил я, уже почувствовав облегчение. Мне захотелось узнать имя пленившей меня дамы.
— Её? — Мордастый перевел улыбчивый взгляд с меня на даму и обратно. А её не будут спрашивать.
— Позвольте все-таки выяснить, — спросил папа, ещё не остыв от раздражения, — а книжечка у вас имеется?
— Матвей Григорьевич, — сказал мордастый с легким укором, — мы вам почему-то больше доверяем. Смотрите, если не верите.
Книжечка у него висела на шейном шнурке, точно крестик. Он развернул ее на секунду и снова спрятал куда-то за галстук. Мы ничего не успели прочесть, но папа тоже почувствовал облегчение.
— Значит, вам нужны не мы, а кто-то другой, как я догадываюсь?
— Правильно догадываетесь. Интересует нас один человек — в доме напротив.
— Он что, скрывается от правосудия?
— Папа, — сказал я, — ты все ещё не понял? Им нужен этот писатель, — я постарался сказать небрежно, — у которого отключили телефон.
— Отключили? — спросил мордастый. — Откуда вам такое известно, что отключили?
— У которого испортился телефон, — сказал папа с нажимом в голосе, не поворачиваясь ко мне.
Я увидел, как шея у него вытянулась и порозовела, и согласился:
— Пусть будет «испортился».
Тем более что и сам наказанный так отвечал. Знали истину оба наших кооперативных дома, знали бабушки, сидевшие в беседках и на лавочках у подъездов, знали даже дети, игравшие в песочницах, что телефон у нашей несчастной знаменитости отключили пожизненно, и этот номер, 144-47-21, передан каким-то другим людям, которые вам ответят, что прежний абонент выехал навсегда за границу, а могут и ответить, что умер. Но кому-нибудь непременно хотелось выяснить «из первых рук», что за нарушение было устава связи — куда-нибудь он не туда звонил или ему звонили откуда не следует? — и он, почему-то смущенно отводя глаза, что-то бормотал, что все некогда вызвать монтера со станции, и вообще ему без телефона даже лучше, спокойнее.
— Вы с ним общаетесь как будто, — сказал мордастый. Они с долговязым внимательно, выжидающе смотрели на папу.
— Ну, если можно назвать общением, что мы с ним перекинемся двумя словами… о погоде, или он задаст вопрос… технического порядка, — у папы от смущения одно плечо поднялось к уху, — да, общаемся. Как-никак соседи. Но если есть такая необходимость, чтобы я воздержался на какое-то время…
— Зачем же, — сказал мордастый. — Такой необходимости нет. Даже было бы желательно, чтоб вы продолжали общение как ни в чем не бывало. Я бы вам дал тогда соответствующие инструкции.
Папа оглянулся на маму. Она опустила голову и разглядывала паркет.
— Ну, как желаете, — подождав, сказал мордастый. — Главное, чтоб нигде ни слова. Понимаете, что вам доверено?
Папа глубоко, поспешно кивнул.
— Да, конечно, конечно.
Я подошел к молодой даме, все также пристально наблюдавшей за теми тремя окнами — прямехонько против наших, на верхнем, пятом этаже, — и слегка отвел занавеску.
— Я же только что предупреждал, — сказал мордастый. Но у меня уже не ныло за ухом, и я пока ещё находился в моей комнате, поэтому к нему и не повернулся.
— Что-нибудь он опять натворил? — спросил я даму. — Выступил с чем-нибудь легкомысленным?
Она взглянула на меня холодно из-под опущенных наполовину век, затем её взгляд переместился куда-то ниже моего лица, ниже груди, несколько задержался ниже пояса и ушел в сторону. Больше её взгляд не останавливался на мне никогда.
Неторопливым округлым движением она сняла свой десантный беретик и положила на журнальный столик, рядом с двумя папками моей диссертации, едва удостоив вниманием гордое её заглавие: «Опыт анализа онтологических основ древнетамильского эпоса сравнительно с изустными произведениями на пракритах».
— Столик мне подойдет, — сказала она, ни к кому, собственно, не обращаясь. — А это они уберут.
— Ну-с, мне пора, — сказал мордастый.
Мы с папой провожали его до дверей. Проходя коридором мимо стеллажа, он задержался как раз против полки, где у меня… Ну, вы сами понимаете, что у меня там могло стоять, обернутое в белую кальку, еле прозрачную, так что можно и не заметить, но при желании — кое-что интересное прочитать на корешках. Новейший Аксенов, Фазиль в полном виде, первая часть «Чонкина», «Верный Руслан», Липкина «Воля» и кой-какой Бердяев, «Зияющие высоты», три-четыре журнала. Не могу не сказать — золотая полочка, чуть не каждая из этих духовных ценностей обошлась мне в полстоимости джинсов.
Читать дальше