Яков Арсенов - Тринити

- Ты что, парень, заболел? - сказал Артамонов. - Лучше вообще не работай, чем так.

- Все равно всю картошку не подберешь, - отмахнулся Клинцов. - Думаешь, за тобой ничего не остается? - попытался он выкрутиться, скрывая нарождавшуюся неприязнь. - Поле все равно второй раз перепахивать будут.

Артамонов понял, что больше никогда не встанет с Клинцовым на одну гряду.

А потом пекли картошку в ржаной соломе и ели ее недопеченую, с сыринкой, покрывая пространство первобытным хрустом. Иные же, отыскав в кустах ржавую банку из-под сельди пряного посола, варили картошку-нилупку, так называла бабка картошку в мундире. Насытившись, население принялось развлекаться, насаживали клубень на ракитовый прут и, как пращой, отправляли его на соседнюю делянку, иными словами, метали харч на дальность. Победителей поощряли призами, все той же картошкой, скрепленной попарно в виде кубка. Неспортивные элементы выделывали из клубней разной величины кукол или животных и выставляли на обозрение. Рьяные снайперы поражали эти скульптуры, как мишени, молотили по ним с десяти метров. Умные сформировали из картофелин тридцать две шахматные фигуры и, начертив среди поля клетки, резались навысадку в поддавки. Одним словом, группа всецело и бесповоротно была "на картошке" и чувствовала себя соответственно в прямом и переносном смысле слова.

И если бы в конце дня на мотоцикле к работничкам не подкатили вчерашние шутники с бригадиром, нашлось бы еще триста способов культурного использования бульбы. Но хулиганы были с похмелья и несколько поникшие, поэтому картошку пришлось оставить в покое.

- Отдайте нам ружье! - заявил первый, в телогрейке. Его в деревне звали Борзым. Как у Щорса, голова у него была обвязана, кровь на рукаве...

- Мы больше не будем, - довольно правдиво добавил второй, в кепке. Ему от народа досталась менее агрессивная кличка - Левый. Его рабочая рука висела плетью на подвязке.

- Такое каждый год творится, - вступился за местных бригадир. - Сначала выделываются, а как собьют гонор пальцами - сразу и на танцы, и на охоту все вместе со студентами.

- Понятное дело, - согласился Замыкин. - Но пусть тогда проставляют, что ли...

- Нет вопросов, - обрадовался бригадир. - В магазин как раз польскую завезли. Ядреная зараза! - И скомандовал своим подзащитным: - А ну, быстро в лавку! Одна нога здесь, другая там!

- Гонор, гонорея, гонорар, - непонятно к чему-то сказал Артамонов.

Вернувшись с поля, ставшего площадью консенсуса с местным населением, студенты разошлись по квартирам.

На лавке у бабкиной избы сидел опоздавший на электричку товарищ в очках. Это был как раз не очень пунктуальный Пунктус. Нинкин, завидев его, трусцой поспешил навстречу. Они разговорились, будто не виделись месяц. Пунктус спросил, куда бы ему податься на ночлег.

- Наверное, можно у нас, - пожал плечами Нинкин и оглянулся на остальных для согласования.

- Место хватат дэсят чэловэк, - кивнул головой Мурат.

- Вот только, если бабка... - засомневался Гриншпон.

- Что ты! Ей это на руку, - придал Мише уверенности Рудик. - За каждого постояльца колхоз платит по рублю в день.

Еще утром, уходя к Марфе посудачить, бабка дала понять, что готовить пищу студентам придется самим.

- Пусть мне платят хоть по трояку, - заявила она соседке, - все равно ничего не выйдет! Я ни на что не променяю своей свободы! Пусть сами за собой ухаживают!

Поэтому решили изготовить еду на костре прямо у избы. Собралась вся группа, уселись вокруг. Пока закипал компот, Гриншпон и Кравец - оба патлатые до крайности - спели половину репертуара "Битлз". Они засекли друг в друге гитаристов еще в электричке - зацепились деками, когда ринулись занимать свободные места. Кравец освоил инструмент еще в ГДР, где служил его отец. Подрабатывая в местах общественного пользования - в туалетах и подземных перходах, - Кравец с друзьями сколотил деньжат и чуть не сдернул в настоящую Европу. Но его батяню успели то ли комиссовать, то ли просто выпроводили за несоветское поведение сына. Со зла "батон" - так величал младший отпрыск родителя - велел поступить именно в тот вуз, где уже на четвертом курсе маялся дурью первенец, Эдик. Расходов меньше будет, пояснил младшему дитяте свою идею генерал.

Гриншпон научился лабать у себя на родине, в белорусских Калинковичах, а в институт попал тоже по дурочке. Его сосед с какой-то чудной фамилией получил распределение и, чтобы трехгодичный срок отбывать не в одиночку, уболтал Гриншпона поехать вместе. Пока Миша ошивался на абитуре, дружан успел не полюбить этот город и всеми правдами и неправдами перераспределился. Так Гриншпон и оказался в турбинистах. По вине чужого беспокойства.