Иван Панаев - Барышня

Если не болезнь, то выискивается какой-нибудь другой предлог для освобождения Кати от ученья. Ум маменьки чрезвычайно хитер и изобретателен в этом случае.

Когда маменька и папенька спрашивали у гувернантки:

— Ну, что, милая Любовь Петровна, успевает ли наша Катенька? довольны ли вы ею?

Гувернантка, как девица тонкая и хитрая, обыкновенно отвечала:

— Я вам скажу по совести, что такого понятливого, благонравного и милого дитяти я еще и не видала. Вот и у княгини Кугушевой Наденька прекрасный ребенок: но ее, по способностям, и сравнить невозможно с вашей Катечкой. Ваша Катечка — феномен! Признаюсь, я ни к одной еще из моих воспитанниц не была так привязана, как к ней. В продолжение года она сделала такие успехи во французском языке, что просто невероятно!

Своим поведением и в особенности такими похвалами Кате, повторявшимися очень часто, гувернантка приобрела совершенную доверенность и любовь ее родителей.

Гувернантка обладала замечательным даром слова, то есть сплетничала немилосердно. Надобно заметить, что Лизавета Ивановна, несмотря на доброту своего сердца, чувствовала также некоторое поползновение к сплетням, подобно всем барыням, и поэтому находила несказанное удовольствие в обществе Любови Петровны. Гувернантка получила значение в доме. Она завела между дворовыми девками двух фавориток: Машку и Соньку и приняла под свое покровительство одного лакея, Фомку, который в особенности подольщался к ней, — объявив остальным девкам и лакеям войну непримиримую. На этих остальных она беспрестанно наговаривала и жаловалась то барину, то барыне. Дворня пришла в волнение…

Девки передрались и перессорились между собою, лакеи грозились отдубасить Фомку и называли его шиматоном.

Няня ненавидела гувернантку (няни вообще ненавидят гувернанток) и приходила в ужасное негодование при одном ее имени.

— И говорить-то о ней не хочу. Вот ей — тьфу! (Няня плевала.) Ее дело только каверзничать… да вот погоди ты у меня! (Няня грозила пальцем.) Я выведу твои шашни на чистую воду. Дай срок! Будешь ты у меня с офицерами перемигиваться.

Но няня слишком увлеклась личною враждою и, подобно всем няням, не отдавала должной справедливости гувернантке… А моя барышня точно была ей обязана многим. Успехи Кати во французском языке не были подвержены ни малейшему сомнению… Она утром, целуя ручку папеньки, лепетала: бонжур папа; вечером, прощаясь с маменькой и обнимая ее, говорила: бонюи, маман… Она выучила наизусть две басни Лафонтена и бренчала на фортепианах качучу, ежеминутно, впрочем, сбиваясь с такту, — и всякий раз при гостях по приказанию родителей, пробормотав эти две басни, садилась за фортепиано. И гости — знающие и не знающие по-французски, имеющие музыкальное ухо и не имеющие его, всякий раз от этого бормотанья и бренчанья приходили в восторг совершенно одинаковым образом, и родители всякий раз, глядя на Катю млеющими глазами, гладили ее по голове и потом говорили, указывая на гувернантку:

— Всем этим она обязана Любови Петровне…

Катя также выучилась плясать с шалью и по-русски, но плясала при гостях только в торжественные случаи, то есть в именины и рожденье родителей…

И тогда обыкновенно раздавались со всех сторон одобрительные возгласы, смешанные с рукоплесканиями. У Евграфа Матвеича в таких случаях от удовольствия показывались слезы на глазах, и он, толкая гостя и указывая ему на дочь, говорил:

— Ну посмотри, Яков Иваныч, как мило, как ловко… а плечиками-то как поводит!..

Глядя на все эти штуки, губернские барыни кричали в один голос:

— Ну, уж касательно чего другого мы не знаем, а надо отдать справедливость Лизавете Ивановне, что она очень, очень мило воспитывает свою дочку. Даже можно сказать, блестящим образом.

Гувернантка и нежные родители называли Катю всегда послушным ребенком…

Впрочем, гувернантка отзывалась так о своей питомице только при гостях и при нежных родителях; а наедине очень часто, выведенная из терпения капризами Кати, бормотала сквозь зубы:

— У! мерзкая девчонка, если б моя воля — я так бы тебя выдрала!..

И в самом деле, моя барышня любила иногда покапризничать.

Если гость говорил Кате:

— Здравствуйте, Катенька, пожалуйте ручку. Катя непременно начинала ломаться и пищала:

— Не хочу, оставьте меня…

И тогда или папенька, или маменька, или оба они в один голос восклицали:

— Катечка, душенька! что это такое? Это не хорошо, это стыдно… дай сейчас Петру Антоновичу ручку…