Иван Панаев - Спальня светской женщины

Всѣ съ почтительнымъ удивленіемъ преклонялись предъ княгинею, всѣ были заворожены ею въ этотъ вечеръ…

Когда графъ Вѣрскій, совершенно до того забывшій ее, вдругъ взглянулъ на нее и потомъ бросилъ испытующіе глаза на свою баронессу, она показалась ему такою жалкою, такою ничтожною! Онъ едва могъ скрыть свое волненіе — онъ обернулся въ сторону: прямо противъ него стоялъ статный, ловкій, заманчивый молодой человѣкъ, одѣтый съ самымъ тонкимъ, заботливымъ вкусомъ… Лицо его обведено было рѣзкими, поэтическими чертами; огненный взоръ его слѣдилъ въ ту минуту княгиню, будто говоря: "Дивитесь, дивитесь, безумные! Вѣдь я вложилъ въ это обворожительное существо душу, я раздулъ въ немъ искру огня! Это мое созданіе!"

Графъ невольно вздрогнулъ. Молодой человѣкъ былъ его прежній товарищъ — Викторъ Громскій.

Какая-то неопредѣленная мысль промелькнула въ головѣ графа.

— Княгиня сегодня очень интересна! — говорила г-жа М* стоявшей возлѣ нея баронессѣ.

— Да, она не дурна, — блѣднѣя, отвѣчала послѣдняя. — А хочешь ли, Аделаида, я тебѣ покажу ея любовника, этого страшнаго дикаря съ неразлучнымъ кинжаломъ. Вотъ онъ, направо отъ насъ, со сложенными руками…

Г-жа М* покрылась багровымъ румянцемъ… она вполнѣ поняла ядовитую иронію баронессы.

— Это онъ? — сказала одна молодая дама стоявшему возлѣ нея камеръ-юнкеру, указывая на Громскаго.

— Кажется, да.

— Ah! qu'il est beau, ce jeune homme! — Музыка гремѣла, все прыгало и вертѣлось съ беззаботнымъ самодовольствіемъ…

Княгиня, проскользнувъ незамѣтно мимо Виктора, устремила на него свой волшебный взглядъ, — взглядъ, который говорилъ ему: это все для тебя, для тебя одного, милый!..

Когда балъ приближался къ концу, когда утомитольная мазурка была на исходѣ, нетанцовавшій графъ Вѣрскій, стоя возлѣ окна, разговаривалъ съ самымъ короткимъ своимъ другомъ, кавалергардскимъ ротмистромъ, Громскій, незамѣченный ими, очутился нечаянно сзади ихъ въ амбразурѣ окна и сдѣлался невольнымъ слушателемъ разговора.

— Княгиня восхитительна! — восклицалъ ротмистръ… — Ты счастливецъ, Александръ! Но вмѣстѣ съ этимъ ты и безумецъ: можно ли было промѣнять ее на баронессу, разстаться съ ней! Какая нелѣпая мѣна!.. Она не проститъ тебѣ оскорбленія, ты потерялъ ее, и навѣчно! Говорятъ, уже твое мѣсто занято: и непостижимо! Какой-то неизвѣстный никому уродъ пользуется ея благосклонностью…

У Громскаго поднялся дыбомъ волосъ, но не отъ послѣднихъ словъ ротмистра.

— Вздоръ! — отвѣчалъ съ небрежною задумчивоетью и съ выразительною хвастливостью молодоіі графъ. — Сущій вздоръ! она моя, она не уйдетъ отъ рукъ моихъ! Она была и будетъ моею! Я перешагну черезъ этого глупца — и снова брошусь въ ея объятія… Я завтра же буду въ ея будуарѣ!

Громскій былъ блѣденъ, какъ мертвецъ, етраіненъ, какъ помѣшанный; губы его синѣли; онъ весь дрожалъ въ лихорадкѣ; кулаки его были стненуты, перчатки разорваны въ сгибѣ пальцевъ, и въ обоихъ кулакахъ онъ держалъ по половинѣ батистоваго платка…

Когда всѣ разъѣхались, Громскій неслышно подошелъ къ княгинѣ…

— До завтра! — произнесъ онъ убійственнымъ голосомъ и какъ тѣнь скрылся.

Она вскрикнула.

Громскій сдержалъ обѣщаніе: на другой день, въ 11 часовъ утра, онъ былъ въ ся спальыѣ. Цвѣтъ лица его былъ такъ же страшенъ, какъ наканунѣ, въ ту минуту, когда онъ выслушивалъ роковыя слова, — будто жизнь его съ той минуты замерла въ немъ. Только глаза юноши сверкали молніей страсти, только походка была порывиста… Онъ засталь княгиню, противъ обыкновенія, въ этотъ часъ уже совершенно одѣтою. Видно было по изнеможенію лица ея и по истомѣ во всѣхъ движеніяхъ, что она во всю ночь не смыкала глазъ. Онъ ходилъ по комнатѣ; она съ замираніемъ сердца слѣдила шаги его.

Онъ остановился противъ нея.

— Знаете ли, княгння, — произнесъ онъ ледянымъ голосомъ, — я теперь только понимаю, что такое жизнь… Одна минута, только одна минута — и человѣкъ, слѣпецъ, стоитъ озаренный страшнымъ пламенемъ, пламенемъ, которое ниспосылаетъ ему само небо. Часто среди благодатной тиши лазореваго неба набѣгаютъ черныя тучи, спускаются ниже и ниже, захватываютъ дыханіе — и молнія, блеснувъ, распахнетъ гнѣвный свѣтъ свой по неизмѣримому пологу. Не правда ли, такая картина и неожиданна, и чудесна… Бури очищаютъ воздухъ, бури благодѣтельны, княгиня!..

Она молча, съ темнымъ предчувствіемъ чего-то, смотрѣла на Виктора.

Онъ опять сталъ ходить поперекъ комнаты…

Былъ тяжелый промежутокъ молчанія.