Дмитрий Каралис - Роман с героиней

-- Етитская сила, прости меня, Господи!.. -- Он возвел глаза к небу. -Мы же его книги до дыр зачитывали! А ты с ним знаком? -- Он тревожно покосился на меня. -- Как он поживает?

Я сказал, что Конецкий поживает по-всякому -- годы и тяжелая служба дают о себе знать, но держится бодрячком, у него выходят книги, недавно справил семидесятилетие...

-- Люблю! -- Отец Виктор широко улыбнулся и по-простецки развел руки, словно хотел обнять писателя-мариниста. -- Ой, люблю...

Я напомнил про орех, он что-то быстро сказал служке и тронул меня за рукав: "Пошли!"

Оксана пошла с нами, потянулись и Лайла с Марией.

Пока мы пробирались в дальний конец монастырского сада, отец Виктор объяснил, что грецкий орех уже уронил листву, плоды только в закромах и на базаре, но он пошлет любимому писателю ветку мироносного дерева -- кипариса, которую освятит в своем храме. Пусть, дескать, эта ветвь будет с Виктором Викторовичем и в Новый год, и в Рождество, она придаст ему сил и здоровья.

Бывший моряк, а ныне настоятель монастыря остановился около зеленого колючего деревца с шишечками и принялся выбирать ветку.

Торопливо приковылял служка, протянул кривой садовый нож с костяной ручкой. Отец Виктор перекрестился, хыкнул, и раскидистая ветка, усыпанная бугристыми шишечками, оказалась в его руке.

-- А еще одну можно? -- забормотал я. -- Нам бы в издательство, там писатели собираются...

Служка принялся замазывать земляной пылью смолистый срез у ствола.

-- Во славу Божию! -- Отец Виктор обошел деревце и с хрустом снял ветку поменьше. -- Писатели -- Божьи люди, как дети малые... Я и сам раньше в миру стишки кропал... Довезешь?..

Я уверенно кивнул, и Оксана попросила еще одну ветку, чтобы поставить у себя дома в Чехии. Она уже трогала веточку на соседнем дереве и любовно разглядывала шишечки.

-- Женам нельзя, -- сказал отец Виктор. -- Это особое дерево.

-- Я верующая, в церковь хожу...

-- Не положено женам. Это мужское дерево.

Лайла с Марией прохаживались невдалеке и поглядывали в нашу сторону. Лайла пожимала плечами, Мария смотрела на часы.

Потом отец Виктор бормотал молитву перед алтарем, брызгал святой водой на ветви, махал кадилом, нетерпеливо сигналил автобус, и я думал о том, что недовольство попутчиков скоро забудется, но сделается доброе дело, и представлял, как обрадуются Виктор Викторович с Татьяной, когда я пройду по заснеженному двору и внесу в их квартиру на шестом этаже смолистую пахучую ветвь, и расскажу ее историю.

Отец Виктор расцеловал меня, перекрестил и сказал, что будет молиться за Виктора Конецкого, просил передать ему низкий поклон и привет от бывшего маримана. Я обещал. "Новых книг! Здоровья! Терпенья! Россия скоро поднимется!"

Мы сели в автобус и поехали. Я помахал ему из открытого окна.

Он стоял у ограды монастыря и крестил удаляющийся автобус. Я высунулся в окно. И когда мы стали уходить плавным поворотом за горушку, мне показалось, он смахнул слезы. А может, только показалось. Крепкий мужик...

Оксана убрала пакетик с ладаном в сумочку и пообещала отсыпать мне половину. Ладаном ее снабдили бесплатно.

Акрополь оказался закрыт -- понедельник. Огромный город, отгороженный сетчатым забором, стоял на неприступной скале. Там было бы, что посмотреть...Мы поднялись по стертым каменным ступеням на высоченную гору и сфотографировались на фоне исторической бухты.

Вяло пошли обратно. На склоне холма козы щипали чахлую зимнюю травку. Внизу, на берегу бухты, где апостол Павел высаживался с корабля, возились смуглые пацаны возле перевернутой лодки. Побродили по узким улочкам пустынного городка, и Спирос повез нас на обед в рыбный ресторанчик. Спирос гордо сказал, что дает обед в честь писателей и в связи с моим отъездом. У них так принято. Он натыкал в радиотелефоне номер и сообщил в ресторацию, что мы подъезжаем. Потом сообщил нам, что именно сообщил.

Застекленная терраса ресторанчика, блики солнца на голубой глади моря.

Принесли закуски -- креветки, мидии, кальмары, щупальца осьминога, нарезанные кружочками, воду, вино. Мы с Джорджем и Оксаной сели рядом, и я предложил тост за духовное братство всех писателей, за всех нас, поблагодарил администрацию Центра за уют и гостеприимство. Произнес еще несколько тостов -- корявых, но, как мне показалось, душевных. Джордж предложил выпить за дам. Шофер Манолис, как и я, пил воду, но встал вместе со всеми.

Спирос сидел развалясь, ковырял в зубах, смотрел барином. После закусок официант подкатил к столу огромную рыбу на блюде и замер, улыбаясь. Мы захлопали в ладоши. Защелкали фотоаппараты. Официант мгновенно раскромсал ее специальными ножами, и у каждого появилась тарелка белого парящего мяса. Я отговаривался от выпивки отсутствием русской водки -- пью, дескать, только ее, и непременно большими стаканами. В крайнем случае -- народный самогон.