Эдуард Караш: И да убоится жена

Свои обязанности районного санитарного врача, как и районного тамады, доктор Френкель выполнял безупречно. На контролируемых объектах он практически не пользовался своим правом наложения штрафов на виновников нарушений санитарных норм и предписаний. Его испытанным оружием был "великий и могучий" русский язык, хотя при необходимости он с неменьшим успехом мог прибегнуть и к великому и древнему азербайджанскому. Нарушитель в течение не меньше получаса подвергался такой хлёсткой и изощрённой словесной экзекуции, буквально извиваясь под ней (представьте витиеватый иносказательный кавказский тост со знаком минус), что только и мечтал быстрей избавиться от этой занудной выволочки, клялся устранить и в жизни больше не повторять ничего подобного, хотя в следующий раз могло обнаружиться что-то иного рода.

Облик элегантного седовласого красавца-мужчины, портретно схожего с киноартистом Владленом Давыдовым, дополнялся неизменными аксессуарами в виде серой шляпы модного силуэта и серой же папки на "молнии", наполненной пустыми бланками актов, предписаний, а также объяснительными записками "по поводу", нашедшими там свой последний приют.

Во исполнение своего служебного долга Михаил Петрович аккуратно - в завтрак , обед и ужин появлялся в накинутом на плечи белом халате на кухне одной из промысловых столовых и торжественно снимал пробу с приготовленных блюд. При этом шеф-повар Лёва Гринберг и младшие повара с замиранием сердец и не мигая взирали на доктора, отражая на своих лицах любые мимические нюансы его лица. Ложка супа или борща, четвертушка котлеты, одна "гуляшинка", гарнир на кончике вилки, чайная ложечка компота или киселя и т. п., и заключение "Терпеть можно...", после которого все участники церемонии облегчённо вздыхали, так как в устах доктора это была высшая похвала; ниже неё в порядке убывания были: "продукты переводите", "несъедобно, исправляйте" и наиболее суровое "немедленно исключить из меню!" со всеми убытками и вытекающими для персонала последствиями. Правда Лёва, по его словам, мог "и из дерьма слепить конфетку", но в этих случаях даже его прошибал пот.

Затем по ритуалу следовал соответственно завтрак, обед или ужин в кабинете заведующего, во время которых выражение лица доктора соответствовало не беззаботному наслаждению едой, как у обычных смертных, а продолжению некоего аналитического процесса, начатого на кухне. Так или иначе, но за долгие годы работы районного санврача Френкеля на морском промысле с несколькими тысячами работающих не было отмечено ни одного серьёзного случая отравлений или, не дай Бог, эпидемий.

Михаил Петрович с искренним уважением, теплотой и доверительностью относился к Эрнесту Аркадьевичу не только как к младшему собрату по племени, но и зная о том авторитете, который тот снискал, пройдя все ступени своей карьеры, начав с рабочей, и, особенно, в последние десять лет в должности главного инженера бурового предприятия. Как доказательство никому другому он не разрешил бы однажды использовать продуктовый вертолёт под срочную переброску на разведочную буровую платформу партии химреагентов для предотвращения аварии. Френкель только поинтересовался, не собирается ли уважаемый Эрнест Аркадьевич заодно подбросить на буровую сотню-другую артиллерийских снарядов и пару-тройку бенгальских тигров, на что получил серьёзный ответ, что снаряды и тигры сегодня не нужны, а реагенты позарез. Заверил доктора, что, хотя вся химия в заводской упаковке, выстелит салон полиэтиленовой плёнкой, а после рейса промоет его и продезинфицирует. Позже Михаил Петрович узнал, что ко времени этого разговора вертолёт был уже на подлёте к буровой.

Он как-то поинтересовался у Эрнеста, почему за десять лет над ним сменилось три директора, выдвинутых из числа его подчинённых, а он всё в замах, хоть и в первых.

- Не обидно, Эрик?

В ответ Карев усмехнулся:

- Нет, Миша, ничуть. Потому что сначала трижды предлагали мне, но я искренне убеждён, что в национальной республике в первых, номенклатурных креслах должны восседать национальные кадры с печатями в руках и родственными связями в верхах. Так и нам спокойней работать. Вы же знаете в нашем деле случается и в огне гореть, и в воде тонуть. За то, что им сойдёт, с меня три шкуры спустят, чтоб другим неповадно было, и, кроме того, - сколько я буду начальствовать, столько кто-то будет под меня копать, чтобы посадить кого-то "своего". Так что, не обидно и не завидно.