Ефим понимал это и ломал голову: не предложишь - обида будет смертельная, а как предложить?.. Видела бы его сейчас Светлана - идет по улице мужчина, которым она пренебрегла, которого за человека не посчитала, использовала, чтобы кому-то там насолить, а насолив, тут же и выкинула, как пустую папиросную пачку, идет он по улице и ведет к себе домой такую красотку, на которую все оборачиваются, - вон, парень с гитарой аж шею вывернул, а сам, между прочим, с дамой.
- Куда это ты, Фима, заруливаешь? - вдруг каким-то сонным голосом спросила Наташа. - Мне, например, налево.
"Обиделась, - понял Ефим, - девушки любят, чтобы им говорили слова, а то потащил к себе ночевать, как будто это само собой разумеется. Пусть они в душе давным-давно согласны, а все равно надо делать вид, дать возможность поломаться, так, слегка, для самоуважения..."
- Наташа, - четко произнес он, останавливаясь и беря ее за руку, Наташа, я прошу тебя стать моей любовницей.
Чего угодно мог ожидать Лаптев в ответ на свое предложение: сдержанной стыдливости, притворной обиды - мол, "я вам не такая", - деловитого согласия и даже смущенного отказа - мало ли какие могут у девушки быть обстоятельства, - но того, что произошло, он уж никак не предвидел и даже в первую минуту решил, что Наташа, скорее всего, сошла с ума.
Секунду она широко открытыми глазами смотрела на него, потом взялась за грудь, тихо сказала: "Ой, не могу", зашаталась, потом затряслась, согнувшись, и слезы потекли по щекам, смывая синюю тушь.
- Ну, ты даешь! - повторяла она. - У-ми-ра-ю...
Лаптев испугался как следует: дура, казалось, сейчас упадет на тротуар и забьется в конвульсиях. Он стоял молча и оцепенело ждал.
Наташа внезапно прекратила свою пляску святого Витта, судорожно вздохнула и, аккуратно промокнув ресницы носовым платком, тихо спросила Лаптева:
- Так ты говоришь - "стать"?
Тут припадок повторился, но продолжался на сей раз недолго и без слез. Однако Ефим успел за это время прийти в себя и решить, что - пошла она на фиг, неврастеничка, он, можно сказать, из джентльменских соображений, он вообще любит другую женщину... И при этом рисковал, потому что а вдруг бы она согласилась? Возник бы роман между начальником и подчиненной, что, как говорится, совсем не способствует... Тем не менее он на это шел, а она, вместо того чтобы оценить, устроила идиотскую истерику.
- Неплохо бы иметь чувство юмора, Наталья Николаевна, - сказал он ядовито, - ха - шутка! В смысле - смех.
- Это другое дело, - очень серьезно и как бы даже с сочувствием сказала Наташа, - надо предупреждать в таком случае.
Всю остальную дорогу они молчали, иногда Наташа искоса поглядывала на Ефима и сразу отворачивалась.
"Поздно, матушка, - мстительно думал он, - все понимаю: жалеешь, что глупо себя вела, надеешься, что я это замечу. А я - не замечу. Таких красоток на Невском - штакетником, только свистни - любая прибежит".
Лаптев так никогда и не узнал, разболтала Бессараб в институте про этот инцидент или нет. Могла, конечно, разболтать, чтобы похвастаться. Но могла и промолчать, если рассчитывала, что Ефим повторит свое предложение. Девчонка просто набивала себе цену, не в любовницы к нему она метила, а замуж!
Рыбаков после встречи Нового года стал называть Ефима "герой-любовник", вечно подмигивал, отпускал рискованные шутки, решил, очевидно, что у Лаптева с Натальей что-то было. Ну, как же - танцевали, ушли вместе. Счастливый человек - все-то у него просто и понятно, а на самом деле ничего не просто и совсем не понятно - ведь живет же где-то на своем Урале Светлана. Как живет? Что делает? Если верить теории Эмиля про любовь, похожую на скафандр, и про силовые линии, которые отгоняют неприятности, то, надо думать, живет она хорошо...
8
В январе события помчались друг за другом с пугающей скоростью. Десятого числа Лаптеву дали "ведущего", а двенадцатого был техсовет по результатам первого этапа его работы, где Ефим сделал короткое, но весомое сообщение. Пока говорил, все время видел себя со стороны - как он ходит с указкой вдоль своих развешанных на стене таблиц и графиков, как уверенно, без бумажки, рассказывает, как четко отвечает на вопросы. А что ему, в самом деле, путаться и мандражить? Реакция с металлическим натрием впервые пошла у него, у Лаптева. Впервые.
Естественно, все последующие выступления были на тему "наш большой успех", в заключение выступил начальник и час говорил, тоже напирая на "мы", "наша" и "у нас", строго судить его за это не стоит - все мы люди, все человеки, у всех честолюбие.
Читать дальше