Зинаида Гиппиус - Чертова кукла

Говорили не тихо, не громко. Обыкновенно. Слушать было некому.

Незаметным движением Сергей Сергеевич положил на стол около тарелок небольшой синеватый конверт и отвернулся, доедая охолодевшие макароны. Так же незаметно и быстро Михаил распечатал конверт и пробежал крупно исписанный листок, не снимая его со стола.

Потом взглянул на Сергея Сергеевича, еще раз проглядел письмо и спрятал.

— Он сам вам привез?

— Нет… Она. Просила на словах передать, если можно будет…

— Что?

— Да вот, что он очень хотел… свиданья, что сам первый даже заговорил… но потом отдумал. Не может, уезжает. И за вас беспокоится. Оно, правда, по вокзалам-то вам с ним путаться — куда же? За ним бы уж теперь семь хвостов волочилось, поезди он, как я. Привез бы вам угощение.

— Пожалуй. Больше ничего она не говорила?

— Говорила, что будто бы очень он жалел, что важное дело у него к вам, про которое в письме не напишешь. Какое — говорит, не знаю. Вот, однако, дал письмо.

Михаил кивнул головой.

— Да. Да. Хорошо. Так, значит, и будет.

— Ответ?

— Ответ на словах: да, хорошо. Это ей завтра же скажите, чтоб она ему передала. Я и написать это могу ей.

— Не надо. Не забуду. Ну их, не ровен час, у них в Белоострове. "Хорошо" — ну и ладно.

— Так ей скажите еще… ей, собственно… ну, что вот видели меня, что я… что мы с ней увидимся, я верю.

— Да уж скажу. Как не увидеться! Переходят времена у человека.

— Хорошо, хорошо… А давайте-ка выпьем лучше! Вон Юс несет и стаканчик, и все прочее! Переходят времена, а наше еще не перешло. Много его перед нами! Пожалуй, минут сорок, а то и час.

Подошел Юс и сел.

— В городе не остаться ли мне? — спросил он Михаила. — Или ты останься.

— Зачем? Пустяки! Проводим его степенство, и со следующим айда вместе. Девицы здесь, слава Богу, такие нелюбезные, что ни малейского внимания на нас не обратили. Выпьем-ка лучше в компании!

Налили. Выпили. Крепковато "питье", но Сергею Сергеевичу не привыкать же стать.

Михаил тоже не пьянел, хотя, должно быть, уже пил и раньше. У него странное сегодня, жесткое и темное лицо, синий взор не тяжел, но остр и горек. Сергею Сергеевичу под этим взором не то жутко, не то совестно. Сам даже удивляется.

— Вот и выпьем нынче с вами по-хорошему, дорогой вы Сергей Сергеевич, — смеется Михаил. — Иной раз следует выпить. Мы не святые. А у вас как, по вашему уставу, не возбраняется?

Сергей Сергеевич пожимает плечами.

— Ну чего. Какие там уставы. А только вот на вокзале-то сидеть да разговаривать… Что уж за место для компании.

Юс засмеялся.

— Для нашей компании самое место. Мы ведь так и живем, будто на вокзале. Приехали — глядишь, зазвенел звонок, фьюить, засвистело — уехали, и нет нас.

— Это вот верно! — сказал Михаил. — А вы, Сергей Сергеевич, нынче привыкли с удобствами разговоры разговаривать? В собственных креслицах, в невозбранной тишине? Тут, конечно, беспокойство, пассажиры, двери хлопают… Да мы-то уж такие этакие; дело наше такое, — вокзальное, неприкаянное…

— Чего ты, Шурин? Брось, — сказал Юс.

— Не беда. Вы не сердитесь, Сергей Сергеевич? Я ведь любя. Давайте на "ты" выпьем. Ладно? И с вокзальными людьми на "ты" можно выпить.

— Можно, — согласился Сергей Сергеевич. — А сердиться за что же? Не пойму только вас…

— Непонятен стал? Вот как. Ничего. В глаза поглядите — поймете. Сами говорили, всякого человека по глазам понимаете. Пока что — выпьем, голубчик!

Выпили. И Юс выпил. Они с Сергеем Сергеевичем нравились друг другу.

— Вот, Юс, — начал опять Михаил, — есть у нашего Сережи два друга. И они, и Сережа — славные люди, умные, и нам, вокзальным каинам, сочувствуют. Советы дают, наверно, хорошие, да очень уж для нас, глупых людей, туманно, непонятно. Между собой они дружны, все живут вместе и вид такой имеют, точно секрет знают, да не скажут. Хорошо им. Кому сочувствуют — советы. Эх, Юс, завести бы и нам троебратство, не мыкались бы мы по вокзалам!

— Ну, однако, дудки! — сказал Сергей Сергеевич, сдерживая голос. — Пьян ты — или не пьян, а я тебе этак говорить не позволю. Ты у меня замолчишь. Либо говори по-серьезному. Я тебе отвечу.

— Могу и серьезно. Даже хочу серьезно. А пьяным я никогда не бываю. Нету здесь друзей твоих — все равно. Я всем вам говорю.

— Оставил бы, Шурин… — опять вмешался Юс.

— Нет, пусть говорит! — чуть не закричал Сергей Сергеевич. — Может, это правда в нем говорит. Пусть.

Михаил поглядел на него и сказал печально:

— Я про то, Сережа, что теперь всякому, кто хоть на волосинку больше знает, дальше видит, — всякому надо пойти к нам, вот к таким, на перепутье, как я, например, и помочь. Некогда разговоры между собой за чайком, в тишине разговаривать. Сочувствия да туманных советов ваших, коли так, — вовсе не нужно. Ведь это же сектантское да обывательское сочувствие.