Инна Кинзбурская - Дорога на высоту

-- Кому?

-- Не знаю. Какая разница? Главное -- жаловаться.

Он вытягивался на кровати, усталый, немного похожий на подростка, который заработал свою первую десятку и почувствовал себя мужчиной. Но ведь Анатолий и раньше был мужчиной. Не беспомощный, не слабый, скорее уверенный в себе. Таким он выглядел. Таким он и был. Но где-то в глубине у него прятался мальчишка, совсем ребенок, он выдавал себя неожиданно застенчивой детской улыбкой. Может быть, не все замечали это, но Светлана, когда он вот так улыбался, не шутил, не балагурил, не смеялся, не спорил, а только мягко улыбался, умирала от щемящей нежности. Ей казалось, что она старше, мудрее и должна его защитить.

Странно, как она сразу не заметила -- улыбка изменилась. Прошло время, все стало другим.

Он пришел домой после долгих часов, проведенных в цехе (а может, не только в цехе, думает она сейчас), лег, не евши, и уснул, не прикоснувшись к ней даже в легкой ласке. Это было впервые. Он закрыл глаза и повернулся к ней спиной. Может быть, сделал вид, что спит. От него слегка пахло спиртным.

Светлана ушла на работу, они не перемолвились ни словом. Вечером она спросила как бы между прочим:

-- Ты пил вчера?

-- Да, -- ответил Анатолий и, словно упреждая упрек, добавил с некоторым вызовом: -- Столько дней под прессом: план, план, план. Сдали. Можно расслабиться.

-- Конечно, можно...

Будто он раньше не брал в рот спиртного. Любил ведь коньяк и хорошее вино. Мог выпить стопку "столичной". Но это было по-другому. Сейчас он уходил от нее, непонятно куда.

Что-то случилось с ними. Что-то случилось.

Внешне ничего не изменилось. Они оба работали, оба возвращались домой. В начале каждого месяца на заводе работы бывало меньше, у Анатолия появлялось свободное время, он гулял со Светкой, что-то делал по дому. Вроде бы все было, как прежде. Но она-то знала, что все стало иначе.

Главное -- они перестали смеяться вместе. Стало невозможным просто легко рассмеяться, даже если что-то в самом деле было смешным.

Раньше, что там ни говори, хоть он был мужчиной, а она, когда поженились, совсем девчонкой, жизнью их правила она, ее вел извечный, щедро дарованный ей природой, женский инстинкт. А теперь она чувствовала, как выскальзывают из рук вожжи, пыталась натянуть, не получалось.

Ведомая подспудным чутьем, Светлана перестала при Анатолии крутиться у зеркала, не говорила о важном. И о пустяках. Вообще не болтала с ним. Только о самом простом:

-- Иди кушать.

-- Купи после работы хлеб и молоко.

-- Ты можешь сегодня забрать Светку? Мне надо задержаться.

И он тоже -- ел, говорил "спасибо", разворачивал газету. Покупал молоко и играл с дочкой. Словно между ними был заключен негласный договор о невмешательстве. О невыяснении отношений.

Как-то ее вызвали в выпускной цех. Она шла по пролету, ей открылось одно из боковых пересечений, у машинной стойки, нагнувшись, работал Анатолий. Возле него стояла крупная полногрудая блондинка, обычная русская баба, держалась она вполне интимно и что-то говорила -- тоже, похоже, интимно.

Светлана замедлила шаг, остановилась на миг и -- прошла мимо.

А может, надо было подойти, устроить скандал?

Нет, нет, говорила она себе, этого не может быть. Просто женщины бесцеремонны, да, да, вешаются, предлагают себя... А мужчины слабы. Но -- не все. Не все. Или -- все?

Нет, нет, не может быть. Ну, стояла рядом, ну, выламывалась. Что из этого? Его всегда любили и всегда пытались соблазнять женщины. Но Анатолий был с ней, со Светланой. Она знала это, только она нужна была ему. А теперь ее нет рядом.

Какая чепуха! А если уезжают на Северный полюс?

Там мало женщин.

Но все-таки есть. Тот, кто хочет, находит. По дороге на полюс. Или обратно.

Ну стояла, ну, улыбалась призывно. Ну и что?

В тот день она пришла домой и, не переодевшись, ходила по квартире, как потерянная. По их уютной, их общей квартире. Они вместе строили свой мир, она была уверена, что и ему это нужно. А может, зря -- уверена? Что-то важное уходило из их жизни, не вдруг, не сразу, а словно выдавливалась начинка из тюбика, и емкость пустела и сплющивалась.

А может, ее мир был иллюзией? Город на песке? И Анатолий -- как все. И все ненадежно. Когда-то давным-давно это уже было с ней -- острое чувство ненадежности и иллюзорности мира. Но тогда все, что происходило, было неважно, ненужно, и чувство это пришло, как освобождение. А сейчас -- как катастрофа.

К катастрофе она не была готова.

Анатолий зашел за ней в институт и ждал у центрального входа. В последнее время это случалось редко. Возле него стояло несколько женщин -- в институте его знали все. Почему не поболтать, если есть время.