Константин Станюкович - Из воспоминаний сельского учителя

— А что, он стар?

— Годов сорока с небольшим будет. Из себя кряжеватый. Ничего, видный барин.

— А его крестьяне любят?

— Хм… любят!? Пошто любить-то… Как тебя хлы­стать станут, нешто ты станешь любить?.. То-то, Костентин Михалыч… Одначе, пора спать. Прощай. Спи с богом…

На следующий день я поехал к этому оригинальному барину. За мной приехал от него крепкий тарантас с тройкой таких же крепких малорослых лошадей. Ка­залось, всё, начиная от здорового колеса до толстого кучера, говорило о кряжистости нарядкинского барина.

Я бойко подкатил к крыльцу одноэтажного пузатого деревянного дома, выкрашенного дикой краской; перед ним был небольшой лужок, вокруг которого, в недалеком от него расстоянии, стояли в симметрическом порядке господские службы. В передней меня встретили два за­спанных лакея и из полурастворенной двери выглянул какой-то сопливый мальчуган и быстро скрылся. Я вошел в залу и едва успел взглянуть на тяжеловатую мебель и на картины воинственного содержания, развешанные по стенам, как в залу вошел, прихрамывая, низенький гос­подин в сером широком пальто и, протягивая мне руки, приветствовал зычным голосом:

— Очень рад… Весьма рад, что исполнили мое при­глашение… Помещик Поспелов!.. Какую пьете, очищен­ную или перцовку?..

— Никакой… Очень приятно познакомиться… Чеярковский учитель.

— Знаю-с… Наслышан!.. Еще онамедни о вас гово­рил мировой посредник. Изволили слышать, Фома Петро­вич Басков? Удивлялся, что вы без горячих припарок из­волите образовывать сельское молодое поколение. Не понимаем-с этого… Да садитесь, пожалуйста… Прошу быть, как дома.

Мы сели.

— Он и говорит (ведь дурак-с, а жена у него, я вам ска­жу, и вовсе дура), что́ это за выдумки пошли? Приехал — это про вас-то — сюда из Петербурга учить, и без при­парок учит… ха… ха… ха!.. Я ему и говорю: «Послушайте, Фома Петрович, понимаете ли вы прогресс?..» Говорит: понимаю. «Ну и вникните (а уж куда ему вникнуть, когда он дворовых за чубы таскал!), ежели просвещенный че­ловек, то разве он может, мол, как вы, производить секуции ?..» Так-таки мы с ним с полчаса и проспорили о прогрессе… Однако что же я-то, в самом деле… Какой прикажете? У меня домашняя перцовка чудо!..

— Не пью… Очень благодарен.

— Что вы?.. Рюмочку одну только до обеда… Филя!.. Эй!!.

Явился лакей Филя с заспанным хмурым лицом и продранными локтями на сером нанковом сюртуке.

— Подайте нам водки, перцовки, и закусить чего-нибудь… Барыне скажите .

Филя удивленно взглянул сперва на барина, потом на меня после слов «подайте» и «скажите», умышленно подчеркнутых господином Поспеловым и назначенных, повидимому, специально для меня, и отправился испол­нять господское приказание…

— Непостижимо, — продолжал хозяин, — что у нас в провинции делается! Вовсе не понимают, что не такие нынче времена, чтобы можно треснуть в зубы лакашу. Ведь если ты его треснешь, — шёпотом добавил нарядкинский помещик, — то и он тебя может треснуть… та́к ведь?..

И господин Поспелов прямо уставился на меня.

Представьте себе коренастого, толстого, коротенького человека лет сорока, коротко выстриженного, с кавале­рийскими усами, румяного и с парой черных больших глаз, глядевших на меня чрезвычайно добродушно. Каза­лось, всё, начиная от полных румяных щек до неуклюжего сапога нарядкинского барина, говорило, что ему до прогресса собственно никакого дела нет, а что он мелет вздор гостю скуки ради.

— Ведь если он был прежде раб, то в настоящее время он совершенно свободный гражданин… Верно-с?.. Равенство!! Не понимают у нас этого великого слова… Я вам ужо расскажу много интересного, а теперь милости прошу в диванную. Это я ногу на охоте повредил, — на ходу продолжал словоохотливый барин. — На дерево наскакал; от этого и не мог к вам первый приехать. А то бы непременно. Я человек простой и — прямо ска­жу — человек гуманный. У меня этого нет, как у других. Крестьяне меня любят, и я надеюсь, вам меня описывать нечего будет. Я еще и в «военной» бывши, не любил ро­зог. Ну, конечно, иной раз по обязанности, и то неприят­но. А сознайтесь-ка, батюшка, вы сюда для описания при­ехали? а-а?.. Так, что ли?

— Вовсе нет. Просто приехал на место учителя.

— Ха, ха, ха! шалите! Мы понимаем… Для статистики?

— Нет.

— Голубчик Константин Михайлович, откройтесь… Никому не скажу. Ведь для статистики? Что же, это я понимаю.

— Да нет же… Для учительства.

— Хм, секрет! Экий вы какой!.. А я бы никому ни полслова.