Юлия Кисина: Полет голубки над грязью фобии

История также была записана на магнитофон, но воспроизводилась не в нашей семье, а в семье Крошко.

Сегодня весь день шел слепой дождь. Я была в отличном расположении духа. Чувствовала себя счастливой как никогда. Я была сегодня хороша собой. Целый день лучи, играя, переливались на моей коже и на спицах моего велосипеда. Мне казалось, что я намотала целый клубок света. Двое теннисистов, встреченных мною на дорожке, показались мне очень любезными молодыми людьми, они проводили меня в дом барельефов, который то ли рушили, то ли реставрировали. Дело в том, что лестницы и перекрытия этого дома составляли сплетенные каменные руки и торсы слившихся в один поток людей. Сюжет дома представляли дантовы круги ада, и в доме было девять этажей. Кольцевая лестница без перилец, по которой мы поднимались, ступая по спинам грешников, вела нас наверх, а в середине был столб пустоты. Надо было вести себя осторожно. Квартир же в доме тоже было немного. Была одна бывшая коммунальная квартира. Пол ее представлялся застывшим адским пометом. Иногда старая позолота отставала от своих оснований и скульптуры на стенах представлялись как бы раздетыми. В какой-то момент мне даже стало стыдно.

Вскоре на улице начался, по-видимому, густой летний туман, который проник в дом. В одной из комнат мы обнаружили прикрученный к полу железный стол на львиных лапах. К столу были навсегда припаяны чугунные шесть приборов, супница, несколько соусниц и все, что полезно для обеда. В другой комнате мы нашли такой же стол с приборами для завтрака. Мои спутники были крайне удивлены и захотели скорее покинуть это странное место. Когда мы спускались, навстречу нам вышли такие же любопытные. Их тоже было трое, и двое из них несли с собой теннисные ракетки. Как только мы вышли из дома, спутники мои исчезли и я оказалась в полном одиночестве. Вдруг я услышала странный щелчок это репортеры заходили в дом. На лестнице что-то произошло. Я снова забежала внутрь. Теперь уже одна. С самой вершины лестницы сорвалась старая женщина, но повисла, ловкой рукой уцепившись за одну из скульптур. Это было лицо дьявола. Она удержалась и, немного отдышавшись, сказала репортерам: "Не пугайтесь, я старая акробатка и чувствую себя здесь как мартышка в лесу. Еще в прошлом веке моя мать носила в этот дом яйца и молоко здешним хозяевам".

Когда я все-таки вышла из дома, оттуда все еще доносились шлепки и грохот. Репортеры скрылись в соседней улочке, а я некоторое время слышала, как в глубине дома в одиночестве прыгает по уступам рельефов старая акробатка. Иногда она выла от одиночества и потом совершала новый головокружительный прыжок, так что платье ее и бидон виднелись в пролетах окон. И я выла одна на пыльной улице...

На следуюший день снова шел слепой дождь, но настроение мое упало. Отец разыскивал меня в городе. Иногда я видела, как в кафе мелькает его старый желтый пиджак и маленькая седая голова. Мне было жаль его, но я была вынуждена скрываться: я горячо любила отца и мне не хотелось огорчать его моей глупой депрессией. Когда он почти настиг меня, я вскочила в холодильный фургон: в таких обычно возят мясо. На сей раз там висела одна только туша и было немного зябко. Зато в заднее полупрозрачное стекло, которое оттаяло от моего дыхания, я могла видеть улицу. Я видела близко лицо отца, жалкое и растерянное, но не в силах была выйти. Шофер заглянул внутрь - вероятно, он услышал мое всхлипывание. Это был парень лет двадцати пяти, в белом грязном халате с кровавыми подтеками. Я пожала плечами.

- Поехали в палаццо сумасшедших, - сказал он, - мне тушу туда надо.

Я кивнула. Шофер дал мне какой-то грязный плед, чтобы не было холодно. Я укуталась рядом с тушей и наблюдала в окно. Мы проезжали вначале по площадям, а потом выехали на окраину города. Я знала, что психиатрическая больница находится за городом и помещается в бывшем роскошном палаццо, неизвестно кому принадлежавшем. Дождь скользил по стеклу, и теплые сумерки освещали дорогу, уходящую в какую-то вечную точку. Наконец после долгого путешествия машина остановилась в каком-то чудном парке. Я увидела сам Палаццо. Раньше я никогда не видела дома без фасадов. Внутри шла широкая лестница, на которой возлежали больные. Иногда они лежали по двое. Все это были люди, изуродованные душевными недугами. Многие из них были в халатах и в шапочках. Некоторые - в старой одежде. Санитара сразу же можно было отличить от больного: все санитары, рослые, здоровые ребята, были одеты в такие же халаты, как и у моего водителя. Люди метались по роскошному зданию, которое все так и сияло пространством. Весь дом от неухоженности зарос какими-то бурьянными цветами. То ли это был дикий шиповник, то ли еще что-то, но благоухание доносилось даже в фургон. Пока мой водитель разгружался, я рассмотрела палаццо. Самое удивительное, что я увидела, было то, что, когда дождь на улице прекратился, он продолжал идти на роскошной лестнице, поливая бедных умалишенных и сад, так хорошо разросшийся внутри. Иногда до меня доносились нечеловеческие крики. Сквозь муть я видела барахтанье тел в крепких объятьях санитаров. Перед палаццо находился давно не действующий фонтан, но мутная дождевая вода заполнила до краев его сосуд, и несколько стариков барахтались и плескались в воде. Вдруг один из них разглядел в стекло мое лицо и долго полуслепо смотрел на меня, а потом бросился пальцами на стекло и, сдерживая голос, закричал: "Доченька, забери меня отсюда, умоляю!.." В этот момент машина тронулась и бедняга ничком свалился в грязную лужу. Вскоре в тумане сумасшедший дом исчез, и холодильник въехал в город. От усталости и пережитых впечатлений я уснула. Утром водитель растолкал меня и увез домой.