Сергей Клычков - Сахарный немец

Только вошли мы все в блиндаж, как с первого поста недалеко от блиндажа раздался свисток, и Иван Палыч заспешил к постовому.

- Что там такое, Иван Палыч?..- спросил Зайчик фельдфебеля, когда тот в блиндаж воро-тился... - Немец, ваше-высоко, стоит на том берегу и тоже... черпает воду...

Зайчик вскочил и весь загорелся.

Показалось нам, что он немного шатался, держась рукой за плечо Прохора Пенкина.

- Дай-ка мне, Иван Палыч, винтовку.

- Любую, ваше-высоко, - показал Иван Палыч на груду винтовок в углу.

Зайчик схватил винтовку, и не успели мы даже подумать, что она не заряжена, как он уже висел на том месте, где недавно перелезал за двинской водой, торопясь, просовывал штык и нервно целил в кого-то, приложившись к прикладу красной воспаленной щекой.

- Она не заряжена, ваше-высоко, - шепчет, словно боится вспугнуть немца на том берегу, Иван Палыч и сует ему под руку зарядку...

В это время Зайчик, не слушая его, спустил курок, грянул выстрел и по окопу поплыл едкий запах от выстрела, а вниз с бруствера покатился к воде серым кольчиком дым...

Мы так и прилипли к бойницам: действительно, на том берегу стоит немец, трубку курит и в нашу сторону смотрит и котелок с водой держит.

- Сдраствуй, Русь...- будто послышался всем нам с того берега, но в это время как раз грянул выстрел, и немец выронил котелок и схватился за грудь, потом он вдруг поднял высоко обе руки кверху над головой и, будто нырнуть захотел, повалился в воду.

Смотрим, плывет немец вниз по Двине и в воде еще все машет руками, словно это не немец плывет, а вода подмыла крутой берег и выбила из него большую корягу, и вот теперь играет этой корягой двинская волна, переворачивая ее с боку на бок теченьем.

Когда мы обернулись назад, Зайчика около нас уже не было...

ПРОХОРОВА РАЗГАДКА

Блаженная, счастливая, разголубая страна...

Есть ли такой кусок на земле, закрытый со всех сторон синей горой или синею тучей, обнесен-ный снежным валом непроходимых, вершин или высоким забором из непотухающих молений? Есть ли такой кусок на земле, где бы нашел себе приют зеленый лес от топора человека, куда бы от жадности ненасытной его зверь убежал, где бы мог укрыться и сам человек, уставши от злобы к другому, посеявши в землю вместо зерна ни за что в черный час, ни про что в лихой час пролитую кровь?

Есть ли ты блаженная разголубая страна, куда укатил Петр Еремеич, спасая от смерти любимых коней... Впрягла бы их солдатская смерть со смехом и гиком, с плачем и стоном вместо Петровой кибитки в патронный возок... Слава быстрым коням, Петру Еремеичу - слава... Вот только доехал ли Петр Еремеич... Нашел ли он эту страну...

Петр Еремеич теперь под дубом десятитысячелетним чистит коням пыльные гривы с дальней дороги, в гривы вплетает лавровые ветки, в хвосты завивает алые маки и васильки:

- Здравствуй, юность и радость, здравствуй, невеста прекрасная жизнь!

Лиха у Петра Еремеича тройка, велико и обширно у Петра Еремеича сердце, текут по нему мирные чистые реки, цветут в нем заливные луга, поют в нем веселые птицы, славят тебя и не могут не славить, невеста-невестная...

Слава жизни, слава!..

Смерть смерти, смерть!..

Сойди с горы, великан, полно тебе камни бросать на дорогу!

По дороге путник идет по горе через горы, полно тебе сеять страх на тропу, пугая и без того его перепуганный взор: перед этим взором, быть может, последним, раскрылись золотые ворота, и путь под ногами у путника в разголубую страну.

Лучше выломи дубовый стяг из горного леса, да и пройдись с ним по всему человечью стаду, наведи в этом стаде толк и порядок, постращай хорошенько его пастуха, да и гони, гони, гони, если само не пойдет и будет пугать тебя мыком и ржаньем, повернувши к тебе хвосты и копыта, гони к берегам рек живоносных на водопой живой воды, а коль не пойдут уничтожь!..

Смерть смерти, смерть!..

* * *

Так Зайчик часто мечтал в последние дни перед тем, как попалить с высокого двинского берега немца, проводя целые дни в своем блиндаже и не показываясь на глаза никому, принимая даже доклады Иван Палыча по телефонной бичевке.

Привык он к долгому лежанью на походной койке по утру, с которой, казалось, словно с высокой горы, недавно еще, между сном и пробужденьем, был виден весь мир, перед глазами земля лежала, как на ладони, и за землей на земле сияла разголубая страна...

Казалось вот только, что были могучи и страшны его заклинания смерти, и на слова его заклинанья с высокой горы, откуда падает солнце, машет ему Аксинья, Петрова жена, передником с розовой каемкой и платком с синим разводом и как бы с живыми на нем васильками.