Федор Кнорре - Черная трава

Прислушиваясь и осматриваясь, мы пробрались немного вдоль оврага и вдруг наткнулись на облезлую грязнущую козу со впалыми боками, она карабкалась по откосу, как кошка, вставала на задние ноги, дергала и обрывала веточки, а увидев нас, затрясла бороденкой и так противно и гнусаво сказала "ме-ке-ке-е!", точно передразнивала какую-то другую, еще более противную козу.

Скоро мы наткнулись на забор, до того покосившийся, что он был похож на дугой растянутые мехи баяна. За забором стояла собачья будка и человеческое жилье. Мы никак не могли придумать ему название: избенка, домишко, хатка, хижина, халупа, развалюшка, будка, банька, вигвам, и все более или менее подходило, кроме вигвама. Только домом это назвать было нельзя.

Во дворе была такая грязь и лужи - ведь эта самая развалюха прилепилась к мокрому скату обрыва, - что угрюмая собака сидела на крыше своей будки, втащив за собой тяжеленную цепь. Она была точно невыспавшаяся и захрипела от злости на нас, скаля зубы, и стала бросаться, не соскакивая, однако, со своей крыши.

- Владелец этой гациенды украл эту цепь в зоопарке у слона, - сказал Ленька, - и вот он посадил теперь на нее такую маленькую собачонку. Зверство какое-то.

- Слонов на цепь не сажают.

- Это в Индии-то? Сколько угодно, особенно в восточных провинциях, это как правило!.. Но скорей всего, он украл цепь не от слона, а из какого-нибудь небольшого корабля. Отпилил кусочек от якорной цепи! Собаке от этого не легче.

На хрип собаки из дома вышел старик и стал на нас кричать, что нам нужно и зачем мы шляемся, мы выдержанно объяснили, что нам ничего не нужно и мы осматриваем окрестности просто так, и он, увидев, что затеять с нами ругательную перестрелку ему не удастся, замолчал. Это ведь как в волейбол: ты начинаешь первый, что есть силы лупишь мяч на чужую площадку и ждешь ответа, а если противник стоит улыбается, опустив руки, и не отбивает мяча - игра никак не получится.

А мы стояли, опустив руки, и не отвечали, и старик замахнулся и изо всех сил ударил собаку локтем по морде, так что она зажмурилась и шмякнулась в грязь, загремев цепью, и мы сейчас же повернулись и ушли, чтоб он на собаке не срывал свою злость против нас.

Мы полезли наверх обратно из оврага, и при этом все ненавидели старика, и Ленька говорил, что теперь он вполне уверен: цепь корабельная, старик как-то урвал ее кусок от якоря, и из-за этого, может быть, погиб корабль - в критическую минуту куска цепи не хватило, якорь не достал до дна, и корабль разбился о рифы. Рифы не рифы, а уж сразу видно было, что от этого старика чего угодно можно ожидать!

Потом мы кое-что узнали про этого старика, так как он был тут единственный старожил в овраге. Когда-то он действительно что-то тут сторожил - поэтому мы его и назвали "Сторожилой", но этого лесного склада, или пещеры с сокровищами, или подвала с кислой капустой давным-давно уже на свете не было, а старик жил в овраге из тонкого расчета, что когда на этом месте начнут строить новый мост, он сдерет какую-то невообразимую компенсацию. И ждал уже, кажется, лет пятнадцать.

Ленька говорил, что наш Сторожила прекрасный пример, как может задичать человек, отщепившийся от общества. Если проследить за ним на протяжении достаточного количества лет, то мы увидим, как он сперва с бронзовым, а потом с каменным топором будет красться по окрестностям, собирая гусениц и питательные коренья, разучится пользоваться спичками и огонь начнет добывать трением!

Однако спичек зажигать он не разучился и водочные бутылки откупоривать тоже. Скоро мы узнали, что у него есть очень приличный сын в кожаной куртке. Он иногда приезжал к Сторожиле на своем мотороллере, привозил ему какую-то еду и бутылку водки. Сам он не пил, а сидел с несчастным видом и смотрел, как пьет Сторожила на свежем воздухе, среди двора у собачьей будки и учит его, как надо жить, обещался, что на тот свет ничего с собой не возьмет, все оставит сыну: козу, хату и компенсацию, а потом заставлял сына приделывать к роллеру удивительное приспособление: две кривые растопыренные жерди с перекладинами. Концы жердей волочились по земле на ходу за роллером, а на перекладины старик наваливал рваные мешки, набитые сырой травой, которую он заранее воровски накашивал по обочинам и полянкам и припрятывал, часто сам забывая где.

Кажется, косить там никому не запрещалось, просто в голову никому не приходило возиться с такими дрянными клочками зелени. Но старик бежал за медленно едущим роллером, подбирая сыплющуюся траву, возбужденно махал руками и радостно ругался, уверенный, что кого-то ловко обманывает. Проносившиеся мимо водители оборачивались, а приличный сын Сторожилы сидел в седле несчастный и злой, стиснув зубы, и тащил всем на посмешище за собой эту волокушу.