Федор Кнорре - Черная трава

Ну, а как на его месте поступит обычный малодушный паренек? Это мы знаем: он подмигнет товарищам, заржет и выкрикнет, чтоб поддержать свой авторитет: "А ты, дяденька, другой раз уши дома оставляй, целей будут!" или что-нибудь подобное в том же роде, что кажется таким остроумным на улице и перед товарищами и о чем потом так стыдно вспомнить...

Дранка, конечно, именно так и поступил.

- Приветик, Тузик! - дурашливо проблеял он. - Не поминайте лихом! - И бессмысленно заржал, и в тот же момент Ленька бросился на него и стал его бить.

Наверное, у него от возмущения что-то заскочило в голове, он даже как-то ослаб, себя не помнил, и, невнятно выкрикивая какие-то слова, глотая раскрытым ртом воздух и заикаясь, он стал пихать кулаками Дранку, толкать его плечом, лягать коленкой, но от горя и возмущения делал это все так медленно и так слабо, что тот даже сразу не понял, что его бьют. Он только пятился, отпихивал Леньку своими длинными ручищами и с удивлением тупо повторял:

- Ты это что? Драться?

Но было видно, что сам-то он в этом далеко не уверен. Он все пятился, и спрашивал, и отпихивался ручищами, как вдруг Леньке каким-то чудом удалось залепить ему довольно удачно куда-то в область носа; Дранка разозлился и ударил Леньку так, что тот отлетел шага на четыре и сел на землю, но опять вскочил и кинулся опять в бой.

И вот уже тут мы все заорали: "Ах, вы еще и драться?!" - и пошла общая драка, какой, наверное, не было с тех пор, как привезли первый кирпич для постройки первого дома, в самом первом квартале нашего района.

Девочки кричали: "Позор! А еще школьники называются! Прекратите немедленно!", но у нас в ушах все еще стоял предсмертный вопль Тузика, и нам в ту минуту казалось, что вся подлость и несправедливость мира стала тут, прямо перед нами, и мы набросились на нее и дрались изо всех сил. Если мы уж никак не могли помочь загнанному Тузику, мы жаждали хоть отомстить, потому что мы не желали признавать торжества несправедливой силы, у кого зубы длиннее, как у этого лохматого черта...

Конечно, это всем нам приходило в голову некоторое время спустя, а в ту минуту мы, стиснув зубы, лупили, боролись, подбивали подножками, валились в обнимку на землю, старались затиснуть себе под локоть чью-нибудь шею и ткнуть мордой в грязь. И Дранкины мальчишки орали:

- Ах! Так вы драться?

А наши вопили:

- А-а! Вы еще драться?

Уже кто-то из маленьких, сидя на земле, ревел, держась за ухо, двое врагов в обнимку докатились до края и зашуршали в овраг!

Девочки на нас кричали, пробовали растаскивать в разные стороны, но никто на них не обращал внимания.

Когда ты, сцепившись с каким-нибудь злодеем, только и думаешь, как бы его свалить, а он пыхтит у тебя над ухом, стараясь тебя тоже подкузьмить каким-нибудь приемчиком, и потом вы вместе бухаетесь на землю - тут может заиграть духовой оркестр, и ты его не слышишь, ты как будто находишься в каком-то другом мире, довольно-таки гадком, злобном и даже диком, но выбираться из него тебе вовсе не хочется!

Но все-таки мало-помалу до нас стало доходить, что девочки визжат и кричат как-то по-другому. К тому же мы сами немного повыдохлись - еле дышали, морды у всех были багровые, пятнистые. Если б нас нарисовать, наверное как раз понадобилась бы та лиловая краска, которую слопала коза у бородатого художника. И зеленая тоже. От травы, по которой мы катались и в которую тыкали друг друга мордами. Девчонки визжали и показывали пальцами, все в одну сторону. Мы тут поглядели и просто ахнули!

По ту сторону оврага мчался во весь свой кроличий мах, прижав ушки, Тузик, а за ним своими громадными прыжками - озверелый кавказец. Он престо висел у Тузика на хвосте, но, оказывается, все никак не мог схватить!

Тузик еще был живой и все еще боролся, спасая свою шкурку.

Девочки стали звать и кричать. Ленька вопил, мы все орали:

- Тузя! Сюда! Тузик! К нам, скорей! - Уж тут мы бы его не дали на растерзание! Да куда там! Обе собаки опять мелькнули между белых стволов берез и умчались в рощу.

Тогда мы опомнились, и всей толпой сломя голову кинулись вниз по откосу оврага, подбирая на ходу кто хворостину, кто какой-нибудь гнилой сучок или камушек из ручейка на дне оврага.

У нас появилась надежда, если Тузик еще продержится несколько минут, как-нибудь отбить его от преследователя.

Мы выбрались на ту сторону, вооруженные кусочками кирпича и сучками, но на поляне уже никого не было. Было так безнадежно тихо, что девочки начали всхлипывать.