Федор Кнорре - Черная трава

- Как же он один ходит? Там обрывы, вода... Глубоко.

- Протопал дорожку. Прежде я водила. Потом этот мальчишка повадился, Ленька. Он и сегодня являлся, да я его полотенцем вымахала отсюда; пускай сперва отчихается, тогда приходит...

Мы пошли через Горелую рощу, так назывался молодой лес. Горел он когда-то, лет тридцать назад, а название осталось. За рощей начинался громаднейший котлован, заброшенный карьер, из которого возили песок, когда никому еще в голову не приходило, что Москва может близко к нему придвинуться.

Он был залит водой, берега были неровные, изрытые, где осыпанные, где поднимавшиеся довольно высокими обрывами, поросшими кое-где тощими кустами с длинными узкими листиками. А далеко, на той стороне, валялись брошенные помятые вагонетки и дымилась фабричная труба.

Действительно, уже издали на пригорке мы увидели одинокую фигуру худого высокого человека. Он сидел около маленькой, в рост человека, березки и как будто смотрел на расстилавшийся перед ним роскошный пейзаж нашего обваленного, затопленного котлована.

Нас было восемь человек, и мы решили, что всем неудобно разом наваливаться на незнакомого человека. Мы все обошли пригорок немножко сторонкой, а вперед пустили Галю - мы думали, что она лучше всех сумеет поговорить, да так оно и было, но Дранка, про которого никто этого не думал, привязался и пошел напрямик, следом за Галей.

Они подошли и сели рядом со слепым солдатом, и Галя прощебетала нежным голоском - у нее это иногда получалось, к сожалению:

- Уфф, устала... Давай посидим!.. А-а, добрый день!.. - Она хотела сказать дедушка, но, вовремя глянув ему в лицо, заметила, что он вовсе не старик, и, молодец, сказала: - Добрый день, дяденька!

- День добрый и тебе, девочка, - медленно сказал солдат. Теперь, когда мы его разглядели, смешно было назвать даже про себя его стариком. Это был просто пожилой, широкий и плоский в плечах человек, с загорелыми, туго обтянутыми скулами. Серый пиджак лежал рядом с ним на траве, а ноги в высоких, невоенных сапогах без каблуков, как в ступеньку, упирались в выемку на краю обрыва.

- Вам привет от одного вашего знакомого! - храбро сказала Галя. - От Леньки! Знаете?

- А-а! - сказал солдат и, повернувшись к Гале, усмехнулся. - Чихает?.. Бабка, окаянная, его прогнала сегодня. Как он теперь?

- Ничего, лежит, книжку читает. Чихает, действительно!.. Мы к бабке вашей заходили, вас спрашивали!

- Боевая бабка! - ляпнул Дранка, встревая в разговор.

- Эта бабка, - пояснил солдат, - меня переживет, похоронит и после того еще лет десять ругать будет, что ее не слушался... А вы здешние, ребята? Товарищи с Ленькой?

- Здешние, - сказала Галя.

Солдат долго молчал. Вообще он говорил немножко с натугой, точно припоминая некоторые слова и то и дело замолкая, прежде чем ответить. Но оставаться одному ему, видно, не хотелось. Он спросил, как зовут Галю, дружелюбно дотронулся до ее руки, сказал: "Худенькая какая... еще молоденькая совсем... значит, соседи?.." - и потом опять долго молчал, прежде чем заговорить.

- Приехали мы к вам по соседству, квартиру нам дали, бабке-то это утешение, а у меня потеря зрения и с памятью... частично тоже. Бабка тут враз разобралась: где молоко, где картошка, где аптека, какой автобуса номер. Ее ты закинь в Африку или в Австрию, она у австриек через два дни узнает, в какой лавке молоко лучше!.. А я? Как в темный океан попал, все начинай сначала. На старом жительстве мне все углы, все переходы, двери все знакомо, а тут не знаю ни одной канавки, ни стенки.

И вот бабка стала меня выводить вот сюда, на пригорок, потому комиссия у меня не признает полного дыхания, мне полезно дышать просторным воздухом, а не взаперти сидеть...

А главное - сна нету. А снится черт его знает что: черная трава снится! Как есть черная... Да, правду говорю. Лежишь ночь. То не спишь. То черная трава! Будь ты проклята! Как благую весть дожидаешься, пока утром лифт загудит, - значит, ночь кончилась... Вот так, деточка, бывает... Это я так, к слову... Слушаешь?

Ну вот. А однажды раз сижу я тут, у этой березки, и слышу, ктой-то бурчит, книжку, что ли, вслух читает. Ну, я окликнул. Вот он ко мне подсел тогда, Ленька. Я говорю: "Что это ты бурчишь, почему про себя не читаешь?.." Ну, он тут признался в своем горе, поделился... Вы-то знаете небось?

- Ну да, - с отчаянной уверенностью сказала Галя. - А вы про какое?

- Да про дедушку его. Старичок был, лесник, что ли? Издалека, из Мордвы, из глухих лесов... Просидел всю жизнь в самой чаще, и до того грамоте разучился...