Федор Кнорре - Олимпия

- Да, да, да, конечно, вот ты ж сама видишь! - с восторгом подхватил Иван Сергеевич.

- Ведь есть же у человека своя главная мечта, которая светит тебе всю жизнь. Как звезда...

С невыразимым облегчением Иван Сергеевич хватает ее руку, несколько раз целует и, не отпуская, торопливо гладит.

- Мне ее просто жалко, - тихо говорит Валерия Александровна. - Я слушала ее сегодня. Она далеко не пойдет. При всей своей ловкости. Она скоро сойдет, только сейчас она еще этого не знает. Вдруг разом утихнет шум вокруг и погаснет свет. И тогда у нее не останется ничего. Олимпия? Это для нее ступенька лестницы. И кто ее тогда возьмет за руку? Булахович? Нет... там совсем другое дело, даже говорить не о чем... На нее не стоит сердиться. Мы не станем писать ей язвительных записок, просто вежливо объясним, чтобы она оставила нас в покое. А сердиться на нее не стоит - она просто еще не знает.

...Начинается новый день, звенят звонки в квартире, хлопает дверь, и начинает гудеть лифт. А вечером приходят двое из домового клуба и просят Валерию Александровну принять участие в вечере строителей, закончивших постройку дома в соседнем квартале.

Валерия бежит к зеркалу, со страхом гладит ладонями припухшее от ночных слез лицо, говорит мужу, что в таком виде петь она не может и вообще она же решила больше не петь, и Иван Сергеевич быстрыми шагами марширует несколько раз, как парламентер, по коридору туда и обратно и наконец объявляет, что Валерия Александровна не совсем здорова, но постарается прийти. Да, ровно к шести. Нет, она никогда не подводит. Она никогда не опаздывает.

А она, сидя перед зеркалом, начинает пробовать прическу к вечеру, чувствуя знакомую легкость в теле, и уже волнуется, слыша, как за ее спиной Иван Сергеевич потихоньку перебирает струны, сосредоточенно настраивая гитару.

1967