Валентина Колесникова: Клетчатый особняк (фрагменты)

Валентина Колесникова

Фрагменты из детективной повести "Клетчатый особняк"

Редакционный страж Исаков, когда Глеб пригласил его для беседы, не только успел проснуться, но даже ополоснуть лицо. Правда, это мало изменило общее впечатление - он был похож на давно брошенного, запущенного пуделя с копной спутанных, то ли русых, то ли седых волос. Глеб старался не смотреть на него прямо, привыкая к "лику" Сашки.

Биография его была такой же путанной, как и волосы: Сашка - а в паспорте величался он Александром Ивановичем - сменил такое несметное число служб, занятий и профессий, жен, мест жительства, что с трудом верилось: все это вместилось в 36 лет его жизни. И жизнь эту Сашка постоянно испытывал на прочность: ломал, крушил, менял, подчиняясь единственному постоянному устремлению - выпить. Образ бутылки был неизменен и свят Сашка давно признал его господство над своей душой.

Глеб выяснил: Исаков уже полгода держался в редакции. Именно держался, потому что к ночным его занятиям в дежурке не подходили слова работал или сторожил. Относительно трезвым он только являлся "на пост" и не позволял себе возлияний, пока не уйдут все сотрудники. Последним всегда уходил Главный. Он-то и держал Сашку - то ли из сострадания, то ли как шута горохового - от души смеялся россказням "стража", вечно попадавшего в несусветные ситуации. Главный так и уходил домой, смеясь, будто получив ежевечернюю порцию дурашливого настроения.

Глеб спросил, наконец:

- Как вы думаете, кто мог убить Главного?

- Кто? Да привидение!

Глеб покрутил головой.

- Слушайте, Александр Иванович, не валяйте дурака. В ваше дежурство убит человек.

- Я ж серьезно говорю, начальник. Привидение его и порешило.

- Вы что, уже до чертиков допились? - сорвался Глеб.

- Да не чертики, а привидение, в белом, - Сашка сделал плавное движение сверху вниз, будто проводя обеими руками по невидимому на нем одеянию.

Глеб взглянул, наконец, прямо в лицо Сашки и чуть оторопел: разноопухшие щеки, красные глазницы, вспухшие губы и глаза, смотрящие в разные стороны, лицом вряд ли можно было назвать, но признаков безумия не заметил.

- Может, объясните, кого вы называете привидением?

- Как кого? Привидение оно и есть привидение.

- Хватит, Исаков! - снова не выдержал Глеб.

- Господи, что за жизнь! Никто не верит! Я и им, сотрудникам-то, рассказывал, а они тоже: допился, допился. Оно, можно сказать, и споило меня.

- Кто оно?

- Да привидение же!

Глеб откинулся на спинку кресла. Похоже, дела тут белогорячечные, а не допрос.

- Вы что, думаете сбрендил? - наклонился к нему через стол Сашка. Вот оставайтесь со мной на ночь - сами увидите. Я ему, Главному, тоже говорил, а он ржал: "Неинтересное у тебя, Александр, привидение. Хоть бы женщина мерещилась!" Вот тебе и неинтересное. А я думаю, что привидение не бывает мужчина или женщина. Привидение - и все! Оно, наверно, к нему, Главному, и примеривалось. Мне водку, а его - тюк!

Глеб, совершая подвиг терпения, лихорадочно вспоминал из учебника психиатрии, одинаковы или различны видения у больных белой горячкой.

- А кто вам ещё являлся по ночам?

- Никто. Только привидение.

- И давно ходит?

- Не, недели две, наверно. Если б давно, я уж в психушке был бы.

- А раньше никогда не ходило?

- Нет, конечно.

- Ну, а когда является, вы что, чай пьете? Беседуете?

- Да вы что? Привидение говорить не может, не то что чай пить.

- Точно знаете?

- Ну да.

- А при чем тут водка?

- Так привидение подносит!

Глеб расхохотался.

- Знаете что? Расскажите-ка все по порядку.

- Но по порядку дайте вспомнить. Я тут полгода. Ну, случалось переберешь. Я тогда все закрою, пару часов подремлю. В каморке - сам оборудовал: там раньше хлам, арматура всякая была, дыру в полу заделал. Диванчик поставил и верстачок. В тут я завязал. Женщина появилась, серьезно все. И вот раз, дай Бог память, да под субботу две недели назад, сижу я на посту, радио у меня, музычка хорошая, чай с травкой заварил, конфеты собираюсь чаевничать. Вдруг чудится, будто глядит на меня кто. Глаза поднял - в по коридору - там свет погашен - неторопливо так, будто не по земле, а по воздуху - движется что-то в белом. Я как прирос к стулу: ни рукой, ни ногой двинуть не мог. Сколько так сидел - не знаю. Потом хлебнул - я ж не супер какой. Ломик взял. Зажег свет везде. Прошел по коридору, где это в белом гуляло. - никого. И ни звука. Пооткрывал все кабинеты - при свете, конечно.