Вячеслав Кондратьев: Женька

Женька не пришла ни в семь, ни в восемь часов, и Ушаков, написав записку, что вернется в одиннадцать вечера, и пришпилив ее к своей двери, отправился к Руфе Иноземцевой, благо жила она сравнительно недалеко.

Она была красива и в институте многим нравилась. Нравилась она и Ушакову, и сейчас он шел к ней, немного боясь, что за три года войны она поблекла, постарела и он увидит совсем другую женщину, но был приятно удивлен - его встретила та же Руфина, лишь немного похудевшая, но ставшая от этого даже интересней. Заметно было, что она приготовилась к его приходу, была приодета, подкрашена. Она обняла его, чмокнула по-дружески в щеку. В комнате уже ждал Ушакова накрытый стол с вполне приличным ужином и графинчиком водки.

- Как я рада, Миша,- почему-то шепотом и с каким-то придыханием сказала она.- Давай сразу садиться за стол, я голодна, да и ты, наверно...

- Я тоже рад тебя увидеть,- ответил он, присаживаясь к столу.- Никаких новостей нет?

- Нет, Миша... Дима либо погиб, либо в плену, что равносильно смерти. Я пытаюсь примириться с этим, но, увы, ничего не выходит.

- Надо надеяться, Руфа,- сказал он, а потом, поглядев на нее, заметил: - Ты неплохо выглядишь.

- Да? Стараюсь не распускаться. Благодарю за комплимент.

- Насчет комплиментов, сама знаешь, я швах. Я сказал правду.

- Знаю. Тем более это приятней для меня.- Она взяла графинчик и разлила водку.- Что ж, за встречу, Миша.

- Да. И за Диму. И за победу.

Она кивнула, и они выпили. Что-то из закуски было наверняка из коммерческого магазина, например, аппетитная и очень жирная селедка, которой и закусил Ушаков первую рюмку. Руфа налила по второй, и после нее он почувствовал себя как-то спокойней - в первые минуты он ощущал неловкость: пришел живым к жене пропавшего без вести друга. Чувство какой-то вины и неловкости томило всех живых, когда они встречались с матерями или женами погибших.

Разговор поначалу не очень клеился. Руфина рассказала немного о работе, что очень устает, что карточка Р-4, которую получает, явно недостаточна и что вся зарплата уходит на еду,- приходится прикупать в коммерческом, но слава богу, что они есть, все же с получки можно что-то купить хоть по граммам. Пожаловалась она, что обносилась, что ходит в чиненых-перечиненых туфлях, что шуба вся вытерлась, и в ней просто неприлично ходить и что это страшно угнетает ее - она перестала ощущать себя женщиной... Ушаков заметил, что на ней совсем неплохое платье и что зря она прибедняется.

- Я не прибедняюсь. Просто привыкла быть хорошо одетой. Ты знаешь, что после института мы с Димой неплохо зарабатывали...- Она немного помолчала, а потом спросила:- Тебя на фронте никто не окрутил? - И улыбнулась.

- У нас в автороте нет женщин, Руфа. Да и не до этого.

- Когда вернешься, у тебя будет великолепный выбор. Будут вешаться на шею женщины всех возрастов.

- Еще надо вернуться, Руфа... Война еще не кончилась, и всякое может случиться.

- Да, а у нас, женщин,- задумчиво протянула она,- впереди ничего нет. Как-то странно и трудно жить без будущего.

Ушаков что-то возразил, сказав, что она и молода и красива, что ей-то нечего особо беспокоиться, но она резко перебила:

- Брось, Миша, все это слова.

Она налила еще водки и попросила закурить. Сделав две нервных затяжки, она подняла рюмку и, усмехнувшись, сказала:

- Ладно, давай выпьем за будущее, хотя оно и очень туманно.

Потом они вспомнили институт, однокурсников, которые сейчас кто где, но в большинстве на фронтах, вспомнили студенческие любови, романы, немного посмеялись, немного погрустили... И тут она неожиданно спросила, вроде бы небрежно, но дрогнувшим голосом:

- Кажется, я тебе нравилась, Миша?

- Да, и очень,- не стал скрывать он, улыбнувшись.

- А сейчас? - вскользь бросила она.

- Наверно, и сейчас, Руфа.

Она опустила глаза, долго молчала, а затем тихо сказала:

- Я очень одинока, Миша... Очень.

Ушаков, мало искушенный и неважно знающий женщин, вначале не придал значения ее последним словам, но когда взглянул на нее и столкнулся с ее напряженным, будто бы чего-то ждущим взглядом, понял, что слова эти не зря и что если сейчас он подойдет к ней, обнимет, то она не отстранит его... Но, поняв, он отвел глаза, хотя и обдало его жаром, хотя и забилось сердце, и поспешно пробормотал:

- Надо верить, Руфа, что Дима жив...

- Увы, Миша... Только не надо банальностей,- поспешно добавила она, увидев, что он собирается что-то сказать.- Все, что ты мне можешь сказать, я уже давно знаю. Почти три года я как мертвая среди живых, и больше не могу...