-- Зачем на кобылу? -- сказал Василий. -- Даст бог уйдем, так уж охотой не вернемся.
-- А не вернешься, -- глухо заворчал Буран, и глаза его опять потухли, -- не вернешься, так все равно воронье тебя расклюет в пади где-нибудь, на кордоне. Кордону-то, небось, с нашим братом возиться некогда; ему тебя не представлять обратно, за сотни-то верст. Где увидел, тут уложил с ружья -- и делу конец.
-- Не каркай, старая ворона!.. Завтра, смотри, идем мы. Ты Боброву сказывай, чего надо, артель отпустит.
Старик проворчал что-то в ответ и отошел, понурив голову, а Василий пошел к товарищам сказать, чтобы готовились. От должности помощника старосты он отказался ранее, и на его место уже выбрали другого. Беглецы уложили котомочки, выменяли лучшую одежду и обувь и на следующий день, когда, действительно, стали снаряжать рабочих на мельницу, они стали в число выкликаемых. В тот же день с постройки все они ушли в кусты. Не было только Бурана.
Отряд подобрался удачно. С Васильем пошел его приятель, который "по бродяжеству" носил кличку Володьки, Макаров, силач и хват, бегавший два раза с Кары, два черкеса, народ решительный и незаменимый в отношении товарищеской верности, один татарин, плут и проныра, но зато изобретательный и в высшей степени ловкий. Остальные были тоже бродяги, искусившиеся в путешествиях по Сибири.
Артель просидела в кустах уже день, переночевала, и другой день клонился к вечеру, а Бурана все не было. Послали татарина в казарму; пробравшись туда тихонько, он вызвал старого арестанта Боброва, приятеля Василья, имевшего в среде арестантов вес и влияние. На следующее утро Бобров пришел в кусты к беглецам.
-- Что, братцы, как бы мне вам какую помощь сделать?
-- Посылай непременно Бурана. Без него нам не ход. Да если чего просить станет из запасу -- дайте. За Бураном у нас только и дело-то стало.
Вернулся Бобров в казарму, а Буран и не думает собираться. Суется по камере, сам с собою разговаривает да размахивает руками.
-- Ты что же это, Буран, думаешь? -- окликнул его Бобров.
-- А тебе что?
-- Как что? Почему не собрался?
-- В могилу мне собираться, вот куда! Бобров рассердился.
-- Да ты что в самом деле! Ведь ребята четвертые сутки в кустах. Ведь им теперь на кобылу ложиться... А еще старый бродяга!
Заплакал от покоров старик.
-- Отошло мое время... Не избыть мне острова... Износился!..
-- Износился ты, аль нет, это дело твое. Не дойдешь, помрешь в дороге, за это никто не завинит; а ежели ты подвел одиннадцать человек под плети, то обязан итти. Ведь мне стоит артели сказать, что тогда над тобой сделают?
-- Знаю, -- сказал Буран сумрачно, -- сделают крышку, потому что стою... Не честно старому бродяге помирать такою смертью. Ну, ин видно, итти мне доводится. Только, вот, ничего-то у меня не припасено.
-- Все живою рукою будет. Что надо?
-- А вот что: первым делом неси мне двенадцать хороших халатов, новых.
-- Да ведь у ребят свои есть.
-- Ты слушай меня, что я говорю, -- заговорил Буран с сердцем: -- знаю, что есть у них по халату, а надо по два.
Гилякам за лодку с человека по халату придется. Да еще надо мне двенадцать ножей хороших, по три четверти, да два топора, да три котла.
Бобров собрал артель и объяснил, в чем дело. У кого были лишние халаты, все поступились в пользу беглецов. У всякого арестанта живуче какое-то инстинктивное сочувствие смелой попытке вырваться из глухих стен на вольную волю. Котлы и ножи нашлись частью даром, частью за деньги у старожилов-ссыльных. Все было готово дня в два.
Со времени прибытия партии на остров прошло тринадцать дней.
На следующее утро Бобров доставил Бурана в кусты вместе с запасом. Беглецы "стали на молитву", отслужили нечто вроде молебна на этот случай по особому арестантскому уставу, попрощались с Бобровым и двинулись в дорогу.
V
-- Что же, небось, весело было в путь отправляться? -- спросил я, вслушиваясь в окрепший голос рассказчика, вглядываясь в его оживившиеся в этом месте рассказа черты.
-- Да как же не весело! Как изошли из кустов, да тайга-матушка над нами зашумела, -- верите, точно на свет вновь народились. Таково всем радостно стало. Один только Буран идет себе впереди, голову повесил, что-то про себя бормочет. Невесело вышел старик. Чуяло, видно, Бураново сердце, что не далеко уйти ему.
Видим мы с первого разу, что командер у нас не очень надежный. Он хоть бродяга опытный и даже с Соколиного острова два раза бегал, да и дорогу, видно, знает: идет, знай, покачивается, по сторонам не глядит, ровно собака по следу, -- ну, а все же нас с Володькой, с приятелем, сомнение берет.
Читать дальше