— Я понимаю, в чём дело! — сказал я инспектору.
— Ты? Ты кто? — спросил он меня.
— Я тоже бывший порядочный человек… — сказал я. — Я тоже испытал прелести безмятежного и мирного жития. И меня выжимали из жизни её мелочи… Они выжали, вытеснили из меня и душу и всё, что в ней было… я тосковал, как вы теперь, и запил, и спился… имею честь представиться!
Инспектор вытаращил на меня глаза и долго в угрюмом молчании любовался мною. Его толстые, красные губы, я видел, брезгливо вздрагивали под пушистыми усами, а нос сморщился совсем нелестно для меня.
— Весь тут? — вдруг спросил он.
— Весь я — omnia mea mecum porto [2] всё своё ношу с собой. — Ред.
! — подтвердил я.
— Кто же ты такой? — спросил он, всё рассматривая меня.
— Человек… Всякая сволочь — есть человек… и наоборот…
Я раньше был великий мастер говорить афоризмами.
— Мм… премудро, — сказал инспектор, не сводя с меня глаз.
— Мы народ тоже образованный, — скромно заговорил Яшка. — Мы можем вам соответствовать вполне… Люди простые, а не без ума… И тоже — мебели разной роскошной не любим… К чему она? Ведь человек не рожей на стул садится… Вы вот подружитесь с нами…
— Я? — спросил инспектор. Он как-то сразу протрезвился.
— Вы! Мы вам завтра такие тайны жизни откроем…
— Подай мне шубу! — вдруг приказал Яшке инспектор, поднимаясь на ноги. И на ногах он стоял совершенно твёрдо.
— Вы куда же? — спросил я.
— Куда?
Он с испугом посмотрел на меня большими телячьими глазами и вздрогнул, точно озяб.
— Я… домой…
Посмотрел я на его вытянувшееся лицо и ничего больше не сказал. Каждому скоту уготован судьбою хлев по природе его, и, сколь бы скот ни лягался, — на месте, уготованном ему, он будет… хе-хе-хе!
Так и ушёл инспектор… Слышали мы, как, выйдя на улицу, он во всё горло рявкнул:
— Извозчик!..
* * *
Собеседник мой замолчал и начал пить пиво медленными глотками. Выпив стакан, он начал свистать и барабанить пальцами по столу.
— Ну и что же дальше? — спросил я.
— Дальше? Ничего… А вы чего ожидали?
— Да… праздника…
— Ах, вот что! Праздник — был… Я не сказал, что инспектор подарил Яшке свой кошелёк… В нём оказалось двадцать шесть рублей с копейками!.. Праздник был…
Впервые напечатано в журнале «Новое слово», 1897, номер 6, март, с подзаголовком «Очерк».
Рассказ написан во второй половине 1896 г. В письме от 7 декабря 1896 г. один из редакторов журнала «Новое слово» А.М. Скабичевский писал М.Горькому: «Не будете ли столь добры уполномочить редакцию сделать кое-какие сокращения в вашей прекрасной повести. Могу вас уверить, сокращения будут иметь один цензурный характер и не будут очень велики». М.Горький ответил согласием. Таким образом, можно полагать, что «кое-какие сокращения» были сделаны редакцией до сдачи рукописи в набор и, следовательно, первоначально напечатанный текст отличается от текста автора.
Рассказ был включён в мартовский номер журнала «Новое слово». Наблюдавший за журналом цензор Елагин в своём докладе цензурному комитету признал рассказ М.Горького «крайне тенденциозным и вредным». Цензурный комитет с этой оценкой согласился и в своём донесении Главному управлению по делам печати подчеркнул, что «особенное внимание цензуры обратил на себя очерк М.Горького «Коновалов» по многим местам социалистического и резко возбудительного пошиба». Выход в свет мартовской книжки журнала был приостановлен, и редактору журнала было предложено произвести в рассказе цензурные изъятия по указанию комитета. Исключено было семнадцать отдельных мест, и рассказ появился на страницах журнала в весьма изуродованном виде. Так, например, были полностью изъяты сцены чтения книги «Бунт Стеньки Разина», диалог о «наградах сочинителям» (в настоящем издании от слов: «То есть как» и до слов: «и нужно их поддержать»), реплика автора: «Хоть бы разгореться ярче!» и другие.
Со всеми цензурными изъятиями рассказ вошёл в «Очерки и рассказы», 1898, том II, издание первое. Исключенные цензурой места, кроме двух, были восстановлены во втором издании «Очерков и рассказов», 1899.
Не были восстановлены следующие цензурные изъятия:
Вместо : «…и рассказал ему о наградах сочинителям…» было: «…и рассказал ему о наградах сочинителям, о сожжённых на кострах, гнивших в тюрьмах, погибших от клеветы, доведённых до безумия, опошленных и изменивших себе — о всех разнообразно измученных лучших людях земли, имена и жизнь которых я в ту пору знал».
Читать дальше