Максим Горький - Том 7. Мать. Рассказы, очерки 1906-1907

По докладу цензора 3 августа 1907 г. Петербургский комитет по делам печати вынес постановление о возбуждении судебного преследования против М. Горького как автора произведения, содержащего противоправительственную пропаганду. Возможность выхода второй части повести в России таким образом была исключена. Чтобы всё-таки завершить издание, автору и редакции сборников товарищества «Знание» пришлось изъять все наиболее политически острые места. В главе XXVIII (соответствует XV–XVI главам второй части настоящего издания) были исключены: гневные слова Рыбина, разоблачающие произвол и насилие; эпизод избиения Рыбина урядником, затем становым; угрозы станового крестьянам за содействие Рыбину. В гл. XXIV (соответствует XVII–XVIII главам второй части настоящего издания) были вычеркнуты рассуждения матери о революционных действиях народа, о необходимости организованной борьбы против эксплоататоров, слова крестьян, свидетельствующие о том, что и они приходят к мысли о необходимости борьбы.

16 марта 1908 г. М. Горький писал К.П.Пятницкому: «ХХ-й сборник [4] товарищества «Знание». — Ред. производит тяжкое впечатление своими точками. «Мать», разбитая на куски, окончательно пропала…» (Архив А.М. Горького). Точками были заменены части текста, изъятые цензурой.

В двадцать первом сборнике были опубликованы последние главы повести, причём наибольшее количество цензурных изъятий было сделано именно в них. Из главы XX (соответствует XIX–XX главам второй части настоящего издания) изъяты слова Николая Ивановича об одичании и жестокости, насаждаемых правительством, о зверской эксплоатации; изъята также часть разговора Николая Ивановича с Игнатием. Исключена была и сцена суда над участниками демонстрации, от слов Павла: «Здесь нет преступников, нет судей…», то есть конец XXII и вся XXIII глава (соответствует концу XXIV, XXV и XXVI главам второй части настоящего издания). Значительные изъятия были сделаны и в последней главе — в сцене ареста матери: вычеркнуты были слова матери о справедливых идеях, за которые боролся её сын, обличение ею существующего строя.

Толчком к написанию повести «Мать» послужили события революционного движения в слободе Сормово Балахнинского уезда — теперь части города Горького. Живя в Нижнем Новгороде, М. Горький сам наблюдал многие из описанных в повести событий, он хорошо знал жизнь рабочей слободки, лично был знаком со многими участниками революционного движения: с рабочим П.А. Заломовым, послужившим прототипом Павла Власова; с его матерью — Анной Кирилловной Заломовой, ставшей прототипом Пелагеи Ниловны Власовой; с пропагандистами из Нижнего, работавшими в Сормове, — И.П. Ладыжниковым, А.И.Пискуновым и др.

Описание первомайской демонстрации в повести «Мать» отражает события в Сормове 1902 г. Газета «Искра» в 1902 году (номер 21 от 1 июня) напечатала листовку Нижегородского комитета Российской социал-демократической рабочей партии с описанием демонстрации. На знамени, которое нёс Пётр Заломов, шедший во главе демонстрации, было написано: «Долой самодержавие! Да здравствует политическая свобода!»

«Искра» освещала и судебный процесс над сормовичами, который шёл с 28 по 31 октября 1902 г.; в газете были полностью напечатаны речи Заломова, Быкова, Самылина и Михайлова. Участники демонстрации Заломов, Самылин, Быков, Дружнин, Ляпин и Фролов были приговорены Московской судебной палатой на вечное поселение в Сибирь с лишением всех прав состояния.

«Искра» высоко оценила агитационное значение речей подсудимых. В 1903 году (номер 35 от 1 марта) было напечатано письмо П.А.Заломова, написанное им ещё в тюрьме, В письме Заломов выражал твёрдую уверенность в победе коммунизма и обещал отдать все свои силы делу революции.

Публикуя на страницах номера 29 газеты «Искра» (1902 г., 1 декабря) речи П.А. Заломова и его товарищей на суде, В.И. Ленин предпослал им свою статью «Новые события и старые вопросы», в которой писал:

«Наряду с ростовской битвой выдвигаются на первый план из политических фактов последнего времени каторжные приговоры над демонстрантами. Правительство решило запугивать всячески, начиная от розги и кончая каторгой. И какой замечательный ответ дали ему рабочие, речи которых на суде мы приводим ниже, — как поучителен этот ответ для всех тех, кто особенно шумел по поводу обескураживающего действия демонстраций не в целях поощрения к дальнейшей работе на том же пути, а в целях проповеди пресловутого индивидуального отпора! Эти речи — превосходный, от самих глубин пролетариата исходящий комментарий к событиям вроде ростовских и, вместе с тем, замечательное заявление («публичное оказательство», сказал бы я, если бы это не был специфический полицейский термин), вносящее бездну бодрости в длинную и трудную работу над «действительными» шагами движения. Замечательно в этих речах простое, доподлинно-точное изображение того, как совершается переход от самых повседневных, десятками и сотнями миллионов повторяющихся фактов «угнетения, нищеты, рабства, унижения, эксплуатации» рабочих в современном обществе к пробуждению их сознания, к росту их «возмущения», к революционному проявлению этого возмущения (я поставил в кавычки те выражения, которые мне пришлось употребить для характеристики речей нижегородских рабочих, ибо это — те самые знаменитые слова Маркса из последних страниц первого тома «Капитала», которые вызвали со стороны «критиков», оппортунистов, ревизионистов и т. п. столько шумных и неудачных попыток опровержения и изобличения соц. — дем. в том, что они говорят неправду).