Евгений Козловский - Голос Америки

Мэри грустно гляделанаобступившие ее изображения рыжеволосой уродины: то толстой, словно свинка, со свиною же харею; то тощей, как глиста, и даже в двух местах напрочь перерванной; то кривобокой, с носом винтом; то еще невероятно какой волнистой, -- и ей представлялось, что так ее обычно и видит Никита, и что сейчас, когдаонане выполнилав общем-то пустяковую его просьбу, надежданажеланный брак окончательно лишилась последних оснований. Что же касалось причин генеральского гнева -- их Мэри разгадывать усталаи чувствоваласебя уже не обиженною наотца, но тупо опустошенной.

Причины же гневабыли таковы: когдагенерал Обернибесов приехал утром накнопочку, его уже поджидали: молоденький офицер передал пакет, где генералу приказывали явиться, не медля ни минуты, в политуправление. Обернибесов никогда, еще с войны, не любил этих политуправлений, политотделов, СМЕРШей и прочей нечисти, но тут покуданичего тревожного не заподозрил: мало ли? -может, политинформация какая, лекция о международном положении, -- только зачем пакет, зачем нарочный? славаБогу, телефон существует, -- ну даэто их дело, у них и времени, и народу -- навалом, -- и, отдав дежурному соответствующие распоряжения напериод своего отсутствия, двинулся к служебной "Волге", но офицерик не по званию решительно заступил Обернибесову дорогу и не столько приглашающе, сколько повелительно сделал рукою огородочку, следуя которой генерал попадал в "Волгу" офицерика. Ладно, с этого что возьмешь?! -подумал генерал и сдержался, сопротивляться покане стал. Наместе разберусь, вправлю им мзгию

В кабинете, кудаввел Обернибесоваофицерик, дремал у стеночки, посапывая, какой-то дряхлый, чуть живой от старости генерал-полковник, принесенный сюдаявно затем, чтобы санкционировать полную свободу разговорасидящему застолом майору, наглецу, который даже не привстал навстречу Обернибесову. Привалясь задом к подоконнику, у окнаторчал еще один тип, в штатском, -лицапротив светане видно.

Присаживайся (сам маршал никогдане вел себя так императивно-пренебрежительно по отношению к Обернибесову, как этот, застолом) -- присаживайся, и без предисловий и экивоков начал распекать генерала, вот именно распекать! словно мальчишку какого, салагу, новобранца -- заджинсовую курточку, за"Голос Америки", задочкино имя, даже за"Говеного сыча", -- то есть нагло полез своими паршивыми ручонками в область жизни личной, никому не подвластной, и Обернибесова, гордый Обернибесов, любимец солдат и офицерского состава, слушал, наверное, минут десять, слушал, наливаясь кровью, и все-таки не выдержал: вскочил, вмазал кулаком по столу: молчать, гнида! Смир-р-рна-а! Майоришка! Ты с кем, паскуда, разговариваешь?

Старичок проснулся от шума, с трудом разлепил слезящиеся, младенческой пеленою подернутые глазки и сновазасопел, -- майор же, правдав первый миг перепугавскочивший тоже, только улыбнулся ехидно, и по этой улыбке понял Обернибесов, что своей волею не выбраться ему, пожалуй, из здания, а -безоружному, без поясаи шнурков, руки заспину -- куда-нибудь в подвал или в воронок, -- но фига! он им не дастся, пускай ловят-арестовывают! и, резко повернувшись, генерал вышел из кабинетаи не слишком быстро, чтобы набегство и трусость не походило, двинулся вдоль коридора.

Странное дело: никто не догонял Обернибесова, не задерживал, встречные даже козыряли, -- так и вышагал генерал навоздух под слегказатуманенное солнышко, вышагал и, оставшийся без машины, вынужден был взять такси. Всю дорогу до дачи (к кнопочке подпускать таксистабыло, разумеется, нельзя!) генерал матерно рычал накомиссарскую сволочь и в конце концов решил маршалу не докладывать, потому что и маршал с ними не справится -- сам только пострадает, -- апросто не даваться им живьем и до последнего патронаотстреливаться.

"Волги" не оказалось надаче -- вместо нее стоял мэрькин жигуленок, -- и дочь заочно получилаот раздраженного генералатакую порцию вербализованных эмоций, какой, надо думать, не получилав сумме завсю предыдущую жизнь. А уж когда, под вечер, Мэри прикатиланакнопочку самолично и вякнулачто-то про "Голос Америки", генерал дал гневу полную волю, тем более, что понял вдруг, откудадул ветер: Николай! -- Мэри говорила, что наслужбе его зовут Трупом Маленького Младенчика, -- точно, точно, натуральный Труп! -- Николай, с-сука, предал-таки фронтовую дружбу, настучал! И вот: эти вызывают, аТруп, не довольствуясь, еще и с хитринкой эдакой нехитрою подсылает родную дочь: не слушай, дескать, папочка, бяку-Америку, это, дескать, мне надень рождения подарок! А потом скажет: не носи джинсового костюма, "Говеного сыча" не пой! Ы-ых, напрасно, напрасно не раззнакомился Обернибесов с Трупом, не набил ему морду в сорок еще шестом, когдатого взяли наработу в НКВД, -- думал: службаслужбой, адружбавсе-таки дружбой, -- и вот н тебе! как в сказочке про скорпиона: такое уж я говно!