-- Как один? А ты?
-- А я не в счет. Я -- с минусом. Меня самое надо поддерживатью
юФигурки уменьшались, таяли. Словазатихалию
У подъездаподжидал квадратный Васечка.
-- Эй, парень, -- сказал Тамазу. -- Отойдем? А ты, Ираю давай. Давай-давай отсюдова!
-- Васечка! -- бросилась к нему перепуганная Ирина. -- Это ж муж мой! Оставь нас, пожалуйста, в покое!
-- Я сказал: чеши! Я тебя предупреждал? Предупреждал, спрашиваю?
-- Тамаз, не надо! -- крикнулаИрина. -- Не связывайся! Беги! -- и кивнуланадверь парадной. -- Я его подержу!
Но тут и сам Тамаз прикрикнул:
-- Уйди-уйди! Подожди в подъезде! Ну! Кому сказано?!
-- Если что с ним случится, Васечкаю -- тихо произнеслаИрина.
-- Слушай, -- добавил Тамаз. -- Кто тебя просит заменя заступаться, а? Я тебе кто: ребенок? женщина?! Уйди!..
Иринаубежалав парадную.
Тамаз пошел наВасечку.
Иринабросилацветы назаплеванный пол, принялась трезвонить, кулачком колотить во все двери подряд. И, перелетая навторой этаж, увиделамельком в окне, как блеснул зайчик предподъездного фонаря наполоске отточенной стали, которою ударяет ВасечкаТамаза.
У Ирины буквально отнялись ноги, и Тамаз успел уже осесть, аВасечкаподчеркнуто спокойным шагом полураствориться в темноте, покаонанашлав себе силы выбежать наулицу, броситься к супругу.
Напервом этаже однаиз дверей, наконец, отворилась. Заспанный мордоворот в трусах высунул голову:
-- Эй, кто тут народ будоражит?!
-- Ты что, правдаспалас ним? -- Тамаз приоткрыл глаза, приходя в себя после шока, и это были первые его словаю 28.12.90 Вымыв и с психопатической тщательностью вытерев руки, сопровождаемый Ириною, одетой в умопомрачительное парижское nйgligй, брезгливо лавируя меж мокрыми пеленками, корытами и детскими велосипедами, бормочапод нос:
-- Ужель тасамая Татьяна? -- Антон Сергеевич шел коммунальным общежитским коридором и только в конце его, у последнего, квартирного, выходаприостановился, взял Ирину заплечи, развернул, запустил руку в распах ее халатикаи внимательно, не глазами -- пальцами, осмотрел грудь.
-- М-даю -- хмыкнул.
Высунувшись из кухни, заними давно уже наблюдаланечесаная соседка, исполнявшая в ЫДаме с камелиямиы заглавную роль. Но Ирину не смутило и это, как не смутил докторов жест.
Антон Сергеевич вынул руку из распаха, сказал:
-- Прости, пожалуйста, затот вечерю Задурацкие приставания: как к горничнойю
-- Бросьте, Антон. Я уж и думать забыла.
-- А я все помню, помню, помнюю -- с несколько наигранной страстью просопел доктор. -- Недооценил тебя. -- И промурлыкал не то иронически, не то всерьез: -- Я так ошибся, я так наказан. Выходи заменя.
-- Что? -- не поверилаушам Ирина. -- Вы ж только что лечили моего мужа.
-- Ну, этою -- пренебрежительно махнул Антон рукою.
-- Что? -- до смерти перепугалась Ирина. -- Он не выживет?
-- Он-то? -- сейчас дктор не вдруг врубился в логику ирининых мыслей. -Он-то выживет, успокойся.
-- Ага, успокойся! С вашим умением ставить диагнозы!..
-- Дура! -- вдруг сильно обозлился Антон. -- У меня гистограммасохранилась, у меня фотографиию Я уже во все журналы послал! Это ж уникальный случай: ты выздоровела, потому что очень захотела!
-- А может, -- припомнилаИрина, -- просто повелаинтенсивную половую жизнь?
-- Натебе чудо свершилось!
-- А если, -- кивнулаИринав конец коридора, -- нанем не свершится?
-- Нанем тоже уже свершилось: ребро оказалось скользкое. А то б действительною Просто я имел в виду, что мужья приходят и уходятю
-- А вы остаетесь? -- докончила-спросилаИрина.
-- А я -- остаюсь. Я еще и вскрывать тебя буду, -- пошутил напрощанье. 31.12.90 Хоть и освещение свечное, праздничное, новогоднее, аот нашего взглядане вполне укроется убого-богемно-провинциальная обстановкапятидесяти= с гаком =летнего временного жильца: Ириназдесь вторую неделю только, -- с засаленными и изодранными обоями, с картинками, фотографиями и афишками, налепленными вкривь-вкось, с осколком зеркаланаподоконнике давно не мытого окна, с широким продавленным матрасом настопках кирпичных половинокю
Столик с рождественской елочкою и нехитрыми выпивками-закусками (даже шампанского раздобыть не удалось) придвинут к матрасу, накотором полусидит полуодетый раненый, vis-а-vis -- Иринав вечернем туалете и в украшениях. Сбоку, стоя, произносит торжественный тост одетая в парижскую кофточку Тамарка:
-- юи пусть, значица, этот год, принесший вам, -- удар глазками в сторону Тамаза, -- столько счастья, станет только первым в счастливой их череде, и пусть отец ваш выздоровеет и проживет еще сто двадцать летю
Читать дальше