Дмитрий Красавин: Микеланджело из Мологи

Он выслушал и, немного подумав, прошел в дальний правый угол комнаты, где возвышался темный, громадных размеров шкаф. Открыв дверцы шкафа, Павел Миронович некоторое время перебирал лежавшие там вещи и затем вернулся ко мне, держа в руках небольшую по размерам картину в обычной деревянной рамке.

- Возьми, - протянул он мне картину, снова переходя на "ты", как в самом начале нашей встречи, и пояснил: - В свое время меня так же, как и тебя сейчас, поразила мологская трагедия. Используя имевшиеся в моем распоряжении фотографии, лупу и набор различных линеек я попытался нарисовать ряд городских пейзажей. Мне удалось довольно точно скопировать абрисы домов, деревьев, кружившие над городом облака. Но, как я ни бился, мои картины так и остались лишь копиями - единой симфонии красок, линий изображаемых предметов и движений кисти у меня не получилось. Продавать эти картины я не хочу и никогда не буду, так как, несмотря на их художественное несовершенство, они довольно точно передают облик исчезнувшего города, то есть представляют определенную историческую ценность. Ни один музей их в качестве экспонатов не примет - мологская тема находится под запретом на всей территории Советского Союза. Но рано или поздно меня не станет, и тогда эти картины могут попасть в руки невежд, затеряться. Молога погибнет второй раз, погибнет окончательно, погибнет в сердцах людей. Я люблю Мологу , поэтому не хочу, чтобы это произошло. Та девушка, которой ты обещал подарить маленькое чудо, обязательно внутренне схожа с тобой - иначе б между вами не могла зажечься божественная искра, называемая любовью. Ты расскажешь ей о Мологе, передашь ощущения хрупкости, беззащитности ушедшей на дно моря красоты. Она увидит ее отблески в твоем сердце, и тогда эта картина станет для нее тем самым маленьким чудом, которое ты обещал ей подарить.

Пока Павел Миронович объяснял мне причины, побудившие его сделать столь необычный дар, я рассматривал оказавшуюся у меня в руках картину и, право, не будучи дилетантом в живописи, имея представления о самых различных школах и течениях в развитии современного искусства, особых художественных несовершенств в ней не находил.

Определенно, она отличалась по манере написания от тех картин, которые были развешаны в нишах, уступала им по внутренней экспрессии выражаемых чувств, но в ней была своя прелесть, прелесть документа - что-то от фотографий, на основе которых она и создавалась. Для человека, знающего историю Мологи, это обстоятельство окупало некоторую напряженность в письме и даже оправдывало ее как свидетельство неравнодушия автора к теме. Любуясь запечатленной на полотне панорамой исчезнувшего города, я испытывал чувство, близкое к благоговению. Я понимал, что ничем и никогда не смогу отблагодарить этого старого человека за его царский подарок. Сколько дней и ночей понадобилось ему, простому продавцу, не художнику, чтобы с точностью до миллиметра воспроизвести красками на холсте панораму целого города! На моих глазах навернулись слезы...

Павел Миронович уже поднимался вверх по лестнице. Я догнал его перед входом в торговый зал, остановил, зачем-то дважды дернул за рукав пиджака, но ничего, кроме спасибо, сказать не смог. Он улыбнулся и пригласил заходить в гости в любое удобное для меня время.

Примечания.

1. Площадь Рыбинского водохранилища 4,8 тыс. кв. км, площадь государства Люксембург 2,6 тыс. кв. км.. Близкие по площади государства в других частях света: Занзибар - 3, 0 тыс. кв. км.; Гваделупа - 2, 0 тыс. кв. км..

2. Заливные луга были одним из главных достояний Мологского уезда. В 1931 году коллегия Наркомзема СССР признала район Молого-Шекснинского междуречья рассадником семеноводства лугопастбищных трав союзного значения. В этом же году было начато строительство элеватора для семян лугопастбищных трав, организованы семеноводческий колхоз и техникум. Годом позже открылась зональная семеноводческая станция. Тракторный парк в МТС семеноводческого направления насчитывал в начале тридцатых годов 78 единиц. Семена высокоурожайных, высококачественных трав расходились из Мологи по всему Советскому Союзу.

Глава вторая

Вывалившись из дверей комиссионного магазина, с чемоданом не принятых вещей в одной руке и упакованной в оберточную бумагу картиной в другой, я воспарил над головами удивленных прохожих, над обледенелыми плитками тротуара, над крышами домов... Мою грудь переполняла палитра самых противоречивых чувств - боль от осознания невосполнимости утрат, ненависть к невежеству людей, убивших красоту, и сострадание к ним же, готовность к покаянию, благоговение перед отблесками прекрасного и всепоглощающая жажда любви... Я был чувствителен, сентиментален и наивен до... Нет, "до" не существует - во мне все было беспредельным.