Владимир Крупин - Как только, так сразу

Вот не знал, что зимой мухи не летают

И опять ночью я слышал горячий раздельный шепот Жирафы, до которого не только чужое медленно доходило, но и свое. - Доктор, доктор, вы не дослушали, они тоже не дослушали, а я додумал, что и "Шехерезада" - тоже вредное сочинение. Она очень чувственна. Мусульманство, запрещая пить, не искоренило до конца другие пороки. Но союз с мусульманством, буддизмом, конфуцианством необходим. У нас общий враг масоны, сектанты и наглые женщины. Я проходил отделение насквозь, отмыкал специальным ключом двери, выходил на крыльцо под звезды. Далеко-далеко гудела тяжелая, широкая трасса, еще дальше неровно и сбивчиво, как сердце при аритмии, стучал поезд, медленно, запоздало гудя, промигивал тяжелый самолет, и вот я думал, что пассажиры поездов, машин, самолетов спят или дремлют, счастливые тем, что преодолевают пространство и не подвергаются при этом оглупению записными ораторами, не видят лиц комментаторов, их сытых морд, с их невыносимым пластмассовым языком. Но тут же я одергивал себя: звезды, движение, вечность, а я о чем думаю? Скоро будет реабилитация всем моим пациентам, вот о чем надо думать, как их сохранить в сумасшедшем (с ума сшедшем) мире? В том мире, где всерьез изобретают оружие массового самоуничтожения, где хотят изменить течение природных вод, это ведь продолжение большевистского "пойдет вода Кубаньреки, куда велят большевики", в том мире, где врут с утра до вечера тыщу часов в сутки, как в этом мире выжить моим милым, все понимающим больным душой? Почему нас никто не слушает, вот вопрос, который надо будет задать моим глобалистам. О, они ответят так же, как я думаю: не слушают потому, что ненавидят нас, вот и вс?. Для масонов я существо низменное, пусть мои предки и мои современники тащат этот проклятый мир, еще и за это ненавидят. В полутемноте отделения я вновь вынужден был выслушивать неостановимое течение мыслей Жирафы: - Когда есть порядок в государстве, правители много не болтают. Когда ценят ораторов, это значит - ценят болтологию. Оратор же никогда не есть практический работник. Ораторство - большое, очень большое искусство, чтобы им овладеть, нужны годы и годы. Другие учат специальность, болтуны искусство охмурять и сбалтывать, искусство запутывать самую простую проблему, они ничего другого не знают, вы включите, включите наугад телевизор, и по любой программе болтают. О чем угодно, только не о гибели и не о спасении России. - Не буду я включать, - отвечаю я, - давай спи. - Как же спать, когда обалтывают и врут, вы же не спите. Балаболы правят страной, постулатное, бездумное балабольство, белодомский бездумный балаган безумствует, и это не библейская беллетристика. Как спать, когда кругом коммунякают, социаликают и демокакают. Так может только комдемонобанда, и комбандократы. Они уже и капиталикают и вс? разбазякивают. Большая борьба блатных банд белодомских белобилетников, большой Борискин бейсбол.

Безотцовщина есть, безматеринства нет

Чтобы покончить с нытьем пана Спортсмена про жену, мы решили вообще закрыть женский вопрос. Но для начала заседания не обошлось без литературы. Блестящим было выступление - анализ поэмы Пушкина "Домик в Коломне". Отныне знайте, что в образе Параши выведен народ, что стряпуха Фекла есть прежняя идеология, а Маврушка - новая. Графиня означает интеллигенцию, а вдова - это правительство. Тут и спорить нечего, все так и есть. Итак, женщин ругают во все века. Тыщи полторы лет рассказу о конформизме женщин, вот он: одна баба ставила свечку Георгию Победоносцу, а змию показывала кукиш. Змий, явившись во сне, сказал ей: "Ты что, думаешь к Георгию попасть? Я много кой-чего про тебя знаю, к себе утащу, а там уж тебе эти кукиши припомню". С тех пор баба стала ставить две свечки: и Георгию и змию. Но ведь есть и другие рассказы о безотрадной женской судьбе. Поживи-ка женщиной, ой не сладко. Один сватает невесту и говорит ей: "А топора и пилы нам в хозяйстве не надо, дров я и о тебя наломаю. И воды не надо носить, твоих слез хватит". А разве не безотрадна женская доля, выраженная в частушке от имени девушки: "На свидание хожу к мужику Авдею. Учит пить одеколон, я сижу, балдею". Как ярко и выпукло обрисованы две женские судьбы, одна при царизме, другая при демократии. Скажите, как за это любить мужчин? Не все же такие, кричим мы, не все. Не все, но многие. Но вот то, что женщины все разные, но все сверхлюбопытные, это точно. И сверхсловоохотливы. Один муж нашел горшок с золотом, жена пристает, как он разбогател, расскажи ей да расскажи. Он говорит: "Я кузнеца убил, закопал под дубом". И она это растрепала. Милиция, копать. И нашли под дубом закопанный спичечный коробок, в нем кузнец, кузнечик, на которого рыбу ловят. И все-таки доля русская, доля женская по-прежнему самая тяжелая, надо их пожалеть, посадить в красный угол и сказать: "Сиди, отдыхай, будем на тебя любоваться, словечка обидного не скажем". И скажет нам милая женщина: "Некогда мне сидеть". По мы ответим: "Не хлопочи, Марфа, всех дел не переделаешь. Читала ли ты Писание? Одно только надо - душу спасать, остальное все само собой сделается". - "Как это само?" Но кончился воображаемый разговор, так как загремела в отделении кастрюля, заменяющая вечевой колокол, свистали всех наверх, на общий сбор.