Владимир Крупин: Повесть о том, как

Епланя тем временем разлил по двум стопкам.

- Шахматы расставлены,- объявил он.

- А бабе Мане?

- Не пью, нисколь не пью.

- Не пьет, а лечится,- подтвердил Евланя. Отлил водки в аптечный пузырек. Не пролил мимо ни капли.

Баба Маня взяла пузырек, и я поднял глаза к красному углу, зная, что лекарства стоят за иконами на божнице. Икон не было. Красный угол был пуст.

- А почему икон нет?

Откуда я знал, что этот вопрос так тронет бабу Маню. Она заплакала.

- Вот,- говорила она, утираясь белым платком.- Пришел человек и сразу спросил: "Где иконы?" Иконы-то есть, есть они, и хорошие, в пустом доме, но он же не дает.

- Почему? - спросил я.

- Выдохнется,- напомнил Евланя.

- Не буду, пока не ответите.

- Рука отсохнет.

- Отвечайте.

- Электрический свет уничтожил предрассудки, у нас не лучина, а керосин.

Но я решительно встал за бабу Маню. Она перестала плакать и слушала.

- ...а в Москве была выставка северной иконы. При электричестве. Народу было больше, чем в базарный день. В очередь становились с вечера. Номер писали на руке. Дипломатических машин больше, чем собак!

- Там искусство.

- А здесь что?.. Хотите, чтобы любители старины выкрали, протерли мокрой ватой и продали на валюту? Могут! Дождетесь. Продадут и над нами посмеются. Конечно, в будущем они плохо кончат, но воруют-то они в настоящем.

- Лев Толстой был отлучен от церкви.

- Ты сколько учился? Хотя бы семилетку прошел? Не важно! Лермонтова читал? Ты говоришь! А "по небу полуночи ангел летел"? Ведь несут душу новому ребенку, ребенок взрослеет, и душа его тяготится земной жизнью, земными песнями, "ей песни небес заменить не могли грубые песни земли". Когда человек умирает, что говорят? Говорят - отмучился. Как же без веры? Ты что, некрещеный человек? Где изба? Идемте. Дойдем при луне.

Баба Маня крестилась и крестила меня. Пошли. Но через порог Евланя не переступил.

- А выпить на дорогу?

- Нельзя!

- А Кирсеич?

- Плевать!

- Вот кого боится,- говорила баба Маня, держась за меня рукой, а другой доставая из кофты висящие на шее ключи.- Кирсеича боится, он ведь кто такой, Кирсеич? Бога надо бояться.

6

- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -- - - - - - - - -- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -- - - -

7

Утром Евланя проснулся в красном углу. Над ним мерцало голубое пятнышко лампады.

- Скоро Варфоломей,- говорила баба Маня с кухни,- и Наталья. Сразу обои родители мои, отец и мать.

Евланя протер глаза. Из центра угла на него, то ли осуждая, то ли прощая, смотрел лик Николая-чудотворца.

Я вошел, приветствуя Евланю стихами Некрасова:

- "Я видел светлый сон: в России нет раба".

- А в самом деле, чего видел? - спросил Евланя.

- Пчел видел, будто такие большие, размером с человека, несут и огромному улью стаканы с кровью. А вообще так хорошо! Проснулся- рябина в окне, калитка, сломанный забор, лес шумит.

Баба Маня несла с кухни самовар. Я побежал навстречу.

- Чем займемся? - спросил я после завтрака.

- Разрешите ответить словами Суворова,- ответил Евланя.- "Если б моя шляпа знала мои планы, я бы бросил ее в печь".

- Какими-то все подскакушками говорит,- осудила баба Маня, а сама, довольная, поглядывала на угол и разливала чай.

- Баба Маня,- отвечал на это Евланя,- выдумали глобус, появилась земля. Где моя стахановская рюмка?

- Ты хоть поешь. Ведь есть-то вино не дает. Уж пьют-то, пьют-то, что и не высказать. Вином сыт, видано ли. А ведь сытых-то нет, знаешь ли?

Я не слыхал, и она, помигивая близоруко, подливая в чай козье молоко, рассказала:

- Нету сытых, и никого досыта нельзя накормить. Значит, бедный говорит богатому: "Что ж ты детей плохо кормишь, все они у тебя голодные. Ну я, ладно, бедный, а тебе их не кормить от Бога грех, от людей смех". Богач прямо затрясся: "Как ты смеешь мне так говорить?"

Привел бедного к себе, при нем посадил детей за стол, стал кормить. Одно подает, другое. На передир едят. Наелись. Велит есть, еще едят. Больше не могут. Всякого сладкого наподавал, всего-всего. Пальцем в животы тычет, не продавливается. Вошь можно на животе убить. "Ну,- говорит бедному,видел?" А бедный взял из кармана горсть семянок и бросил. Дети - хвать. "Где же они наелись?" - говорит бедный. А чего-то на много чего спорили.

Посмеялись. Евланя хмыкнул и, все еще осмысливая появление в доме икон, провел по лысеющей голове.

- Истинно сказано нам, что все волосы на голове у нас сочтены. У меня так уж и считать нечего, это специально, чтоб легче считать.

Кончили самовар. Выпил чашку и Евланя. Пока баба Маня вздувала другой, вышли на крыльцо. Солнце светило, размаривало. Среди желтого поля, красноватой воды, зеленого еще ельника действительно странно выглядели удобрения, и я заметил: