Юрий Крымов: Танкер 'Дербент'

НЕОБХОДИМОСТЬ

Дождавшись смены, Белецкая торопливо, молча оделась. Ей хотелось теперь только одного - уйти незаметно, чтобы избежать расспросов сослуживцев. Но Лиза Звонникова ходила вокруг и плаксиво тянула:

- Да что же ты молчишь, Му-усь-ка? Это же что-то невероятное. Ну, Мусенька, милая, золотая, расскажи.

- Голова болит, - скороговоркой отвечала Муся, натягивая берет и глядясь в оконное стекло. - Это такая жуть, что вспоминать неохота. Тебе Тарумов расскажет.

Она пошла к двери, но Лиза догнала ее и всплеснула руками.

- Муся, да ведь там же Сашка. Что же с ним-то? Муся, милая...

- Ты только сейчас вспомнила? - злобно прорвалась Муся. - Не знаю я ничего. Оставь меня.

Она выскочила на крыльцо и сбежала по ступенькам. За белыми домами вставало солнце, со стороны пекарен ветер доносил запах горячего хлеба. Люди бежали к трамвайной остановке, торопливо взбирались на подножки вагонов, и лица у них были совсем обыкновенные, озабоченные, немного помятые после сна.

В трамвае, усевшись между толстой старухой, сосавшей леденцы, и черным человеком в папахе, Муся почувствовала себя очень одинокой.

"Сейчас они подходят к Махачкале, - думала она. - Саша стоит на палубе и смотрит на берег... Впрочем, зачем ему смотреть на берег? Вероятно, спит себе спокойно в каюте. Он всегда спокоен, доволен своим положением, а я мучаюсь неизвестно отчего. Ну, да хватит думать об этом... А вдруг он обожжен и лежит вместе с другими обожженными?"

Мусе представились белые койки и на них неподвижные фигуры, закрытые простынями. Она вздрогнула и испуганно оглянулась. Толстуха грызла леденец, сонно глядя перед собой, щеки ее тряслись от толчков трамвая. Человек в папахе собирался выходить и поглядывал в окно.

"Сколько времени мы не виделись, - думала Муся, - май, июнь, июль... она быстро загибала пальцы, шевеля губами, - август, сентябрь, октябрь... с половиной... Он не давал знать о себе, он выкинул меня из головы, вот и все. Ну и черт с ним, даже лучше! Ах, скорее бы домой".

Муся с ненавистью взглянула на толстуху и поджала под себя ноги. Трамвай загремел на стрелке, и в окнах замелькали деревья бульвара.

"Я вела себя как дура сегодня. Тарумов, вероятно, думает, что я просто курица-клушка, вроде Гали Гончаренко, которая спит с фотографией мужа. Ух, какая гадость! Но не все ли равно, что он там думает? Главное, я очень боюсь... и ничего не могу с собой поделать. Кажется, сейчас зареву. Ах, я просто сумасшедшая!"

На углу Молоканской Муся сошла с трамвая. На тротуаре какие-то двое читали газету. Высокий человек в морской фуражке обратился к другому:

- Это случилось сегодня ночью, значит, в газетах появится завтра. Конечно, завтра, а не сегодня. - Он, улыбаясь, смотрел на Мусю и толкнул товарища, чтобы тот оглянулся. - Эх, хороши девушки бакинские - первый сорт!

Добежав до перекрестка, Муся остановилась. Моряк все смотрел на нее с бесцеремонным любопытством и даже как будто собирался подойти. Муся подумала с минуту и вдруг опрометью бросилась через дорогу.

"Справлюсь только в управлении, нет ли чего нового, - соображала она. В этом нет ничего особенного, все справляются, не я одна. Но что я могу там узнать, когда я только что с радиостанции? Все равно... Ах, какая я дура!"

Она злилась на моряка, смотревшего ей вслед, на грузовик, загородивший дорогу, на самое себя.

В управлении пароходства она действительно не узнала ничего нового. У подъезда стояли женщины, и одна из них - совсем молоденькая, в желтой кофточке - украдкой плакала, отвернувшись к стене.

- Успокойтесь, - сказала ей Муся, - у вас там муж?

- Нет... знакомый.

- Где?

- На "Дербенте".

- Ну перестаньте же, - говорила Муся. - У меня муж там, но я пока не плачу. Послушайте, все обойдется.

Девушка вытерла глаза и улыбнулась.

- Вы думаете?

Муся бежала по Ольгинской, и щеки ее пылали.

"Зачем я сказала ей про мужа, зачем наврала? Незачем было ходить сюда. Ведь он жив и спокоен, как всегда, и уж, верно, не думает обо мне. Однако эта девочка плакала... Вздор! Он же подписал телеграмму... Это ничего не значит. Он мое подписать ее даже, если... Ах, когда все это кончится!"

У подъезда гостиницы она приостановилась и заглянула в зеркало, прикрепленное к двери. Перед ней в рамке стояла девушка с темными злыми глазами. Из-под берета выбились волосы и прикрывали горящие уши.

- Ну что? - шепнула Муся ненавистно. - Куда теперь побежишь? Ждать надо. И кому нужна твоя тревога? Сидела бы дома...

Девушка в зеркале ответила злобной гримасой и даже оскалила зубы. Муся побрела дальше. Она прошла Молоканскую, машинально свернула во двор и поднялась по лестнице. В коридоре дети с грохотом таскали по полу деревянную лошадь. Соседка вынесла из кухни мокрое белье.