Юрий Крымов: Танкер 'Дербент'

- Ты же знаешь. Механик.

- Странно. Почему не капитан подписал радио? Ну, все равно. Это же замечательно! "Верните спасательное судно". Вот они, наши моряки! Ты гордишься, Муська?

- Да. Только там есть обгоревшие. Я боюсь.

- Эх ты, заладила - боюсь. Эх, Муська, это такие ребята, такие...

Он счастливо улыбнулся и возбужденно ерошил волосы.

Глядя на него, начала улыбаться и Муся. Потом он вдруг посмотрел на журнал и задумался.

"Только почему же они ушли сначала, - спросил он себя в десятый раз, сначала ушли, потом вернулись?"

КОМАНДИРЫ

Подобно многим старым морякам, Евгений Степанович Кутасов был суеверен. По весне, выезжая под парусом на взморье ловить рыбу, он оставлял на песке щепоть табаку, чтобы не потерять снасти. Когда лодка попадала в полосу штиля и парус тряпкой обвисал на рее, Евгений Степанович посвистывал тихонько сквозь зубы, вызывая ветер.

Иногда ветер действительно приходил и надувал пузырем парус. Лодка кренилась и бежала резво. Евгений Степанович не торжествовал и не задумывался, - пришел ветер - и ладно. А иной раз сверкающее зеркало штиля простиралось до самого горизонта, сливаясь с раскаленным небом, и никакой свист не мог вызвать даже самого легкого колебания воздуха. Тогда Евгений Степанович, не унывая, брался за весла.

Одинокие поездки были любимым развлечением капитана Кутасова. Останавливаясь с пожилыми штурманами буксиров у пивной стойки, капитан Кутасов любил потолковать о своей прежней профессии. Сам он давно оставил плавание и служил в отделе учета Каспийского пароходства. Служба была спокойная, и шестичасовой рабочий день уютно укладывался между длинными ящиками карточек, набитых залежалыми сведениями о прошлогодних перевозках. Окна комнаты былихэбраще-ны к морю. Голубая полоска рейда над плоскими крышами курилась дымками судов. Жужжание вентилятора, очищавшего воздух от архивной пыли, напоминало ему гул паровой машины, еле различимый на капитанском мостике корабля.

Но бывало и другое. Выезжая по выходным дням на взморье, провожал он глазами уходящие в море суда, пока не таял на горизонте кудрявый прозрачный дымок. Тогда кидал он взгляд на берег, отделенный от него узкой полосой нечистой воды, и испытывал смутное сосущее чувство, похожее на тоску по родному месту. Но воспоминания таили в себе опасность, и он боялся заглядывать в свое прошлое...

Однажды, сидя дома за чаем, капитан Кутасов оторвал листок календаря. На подслеповатой картинке красноармеец в шишаке замахивается штыком, угрожая уходящим в море пароходам. Под картинкой он прочел надпись: "1920. Установление советской власти в Одессе". Евгений Степанович взглянул на жену. Наталья Николаевна читала книгу, и свежее, полное лицо ее отражало спокойное довольство.

Если бы она узнала все, что случилось в ту ночь, ровно пятнадцать лет назад, была бы она так спокойна? Может, она и не любила бы его вовсе? И он торопливо, с ужасом и стыдом, стал вспоминать, смутно надеясь, что, возможно, теперь он найдет себе хоть какое-нибудь оправдание.

"Вега" тогда стояла в порту, ожидая погрузки. Белые поставили у сходней караул, а с палубы слышно было, как солдаты гремели прикладами по доскам причала. За ужином в кают-компании кто-то произнес слово "эвакуация", и все заговорили разом, но так тихо, словно кто-то спал рядом и его боялись разбудить.

- Плетью обуха не перешибешь, - уговаривает Евгений Степанович, - если мы откажемся везти, нас убьют... Да закройте же дверь!..

- Я не повезу, - медленно произносит механик Греве, бледнея, - убьют! Пусть! Их побили - и они мстят еврейским женщинам, грязные свиньи. Я сам видел...

- Греве, ради бога! - поднимает руки Евгений Степанович. - Здесь все согласны с вами, но зачем же кричать? Ведь иллюминаторы...

Старший штурман хлопает ладонью по столу.

- Разогнать команду, - хрипит он гневно, - открыть кингстоны - и все! Ну?

Греве кусает ногти.

- Сейчас нельзя. Они заметят - и нам будет конец. Значит, надо ночью. Слышите, нынче ночью.

Евгений Степанович озирается. Все они словно рехнулись сегодня, и их невозможно уговорить. Он произносит покорно:

- Хорошо. Сегодня ночью.

Его тучное тело била отвратительная дрожь. Ему хотелось домой: напиться чаю, успокоиться, увидеть жену. На улицах темно и пустынно, ветер несет по мостовой струйки снега. Евгений Степанович думает, что люди меняются на глазах, даже Греве. Но дома, против ожидания, ему становится легче. Наталья Николаевна прислушивается к каждому звуку, доносящемуся с улицы, тревожно заглядывает ему в глаза. Что может он сказать ей? Что нынче ночью распустит команду и откроет кингстоны "Беги"?