Сигизмунд Кржижановский - Квадрат Пегаса

- Когда наконец настелят крышу? - спрашивала Надежда Васильевна.

Опять скликали детей и возвращались в сумерках в Здесевск.

VI. Надёван

Назавтра предстоял переезд. Иван Иванович в последний раз ходил по скрипучим половицам своего старого кабинета. Часть вещей была уже вынесена: расходящиеся врозь углы квадрата обнажились и хмуро следили за шагающим человеком. Алела заря. Надо было до темноты убрать в ящиках письменного стола. Выдвигая ящик за ящиком, Иван Иванович стал пересматривать набухшие за много лет бумажные кипи. Сначала пошли нумерованные "Дела", потом переписка, потом ворохи семейных и сослуживческих фотографий, потом... стопочка желтеющей бумаги, перевязанная шпагатом. Развязав шпагат, стал перелистывать: лежалые буквы, освободившись от конторских пластов, кип писем, давивших сверху, расправили свои ржавым отливом тронутые выгибы и закорючки и заговорили - тихо, но внятно - об отошедшем, но все еще ждущем встреч.

Иван Иванович поднял голову: у горизонта над изломом кровель загоралось изумрудным огнем четыре звезды.

"Квадрат Пегаса",- улыбнулся человек.

Но Иван Иванович дернул за тесемку шторы,- и штора опустилась. Человек замолчал. А за стеной сын-гимназист Саша подзубривал:

- Звезды - гнезда - седла... цвел - приобрел - надёван... Звезды гнезда...

И вдруг Иван Иванович понял: все это вокруг - чужое, тысячи и тысячи раз надеванное кем-то, заношенное, затасканное миллионами глаз и изсмотренное ими вконец. И эти вот зеленые обложки "Дел", и те фотографии каких-то детей и жены - все это напяленное, прокатное, обложка чужого скучного дела. И сам он, Иван Иваноэич, не "я" ему, человеку, а "он", чужой, мириады раз надеванный и затрепанный. Снаружи кто-то потянул за дверную ручку:

- Барин, а барин, приехали возчики.

- Сейчас.

VII. Запечатлен

Крылатый перешагнул порог.

В беззвучии раскрылась и закрылась в лазурь и золото кованая дверь. Пройдя анфиладами молчащих покоев меж рядов ниш с вдетыми в них папирусовыми свитками, овитыми в серебряные нити, мимо стражей, стоявших, опираясь на рукояти мечей, крылатый стал. Голубое сукно перегораживало путь.

- Кажется, ясно, звездным по тьме: "Калоши и крылья просят оставлять в преддверьи".

- Да, но...

- Кто?

- Бывший ангел-хранитель.

- Документ?

- Вот.

- Просрочен на два тысячелетия.

- Но ведь мы говорим в сказке.

- То-то же. По какому делу?

Качнув воскрыльями, пришелец отвечал:

- Там в мирах я был ангелом-хранителем души. Ее не стало. И вот прихожу сдать свой пост.

- Архивариуса,- позвал голос из-за голубого сукна.

Прошелестели шаги: хранитель свитков в черных одеждах с внимательно-печальным лицом предстал пред ними.

- Созвездие? - спросил он.

- Квадрат Пегаса.

- Мир?

- Семиорбитье Солнца.

- Имя планеты?

- Земля.

- Место?

- Здесевск.

Архивариус опустил руку в нишу и вынул старый, в звездной пыли пергаментный свиток. И, шурша, свиток раскрыл свои знаки.

Хранитель поднял тонкие персты: свидетельствую смерть души, мне врученной.

Из-за голубого протянулась черная, в форме неравноуглого квадрата печать и ударила о пергамент. Четырехзвездие квадрата оттиснулось черными знаками на свитке.

- Запечатлен,- промолвил архивариус.

- Запечатлен,- повторили стражи.

И стало тихо за в лазурь и золото кованой дверью: а у порога нового, с непросохшей зеленой кровлею домика, что на Мушьих Свяжках, стучали колеса телег: это Иван Иванович, с семьей, на четырех площадках переезжал в свой собственный дом.

1921