Телемахов.Довольно. Так. Нагнись. Вздохни еще. Так. А теперь положи правую руку на голову.
Сторицын.Я не понимаю, как?.. Так, что ли?.. Ну, довольно?
Телемахов (выстукивает) . Погоди. (Снова внимательно слушает.)
Сторицын (рассматривая себя) . Экое дрянное тело, кожа бледная, зябкая, неживая. Плохое тело, Телемаша?
Телемахов.Профессорское. Повернись-ка.
Сторицын.Да ты уж стукал… извини, извини, не буду. А ведь я, в сущности, здоров, как лошадь, мне бы на дороге камни ворочать или в цирке «Модерн» борцом. Если бы не сердце…
Телемахов.Молчи, не мешай.
Сторицын.Молчу, Модест, если тебе не трудно, дай дружок, со стола папиросу.
Модест Петрович.Сейчас, Валентин Николаевич, с удовольствием.
Телемахов.А подождать не можешь?
Сторицын.Если уж нужно, то могу, а вообще… Не велят, Модест, спасибо, голубчик. Кончено?
Телемахов.Да. Кури уж, курилка.
Сторицын.И одеваться можно?
Телемахов.Можно и одеваться. Модест Петрович, помогите ему.
Сторицын.Чего там, не надо, да не надо же, голубчик, я сам. (Отвернувшись от Телемахова, одевается.) Ну как, Телемаша, — поживу еще?
Телемахов (наливая вино) . Поживешь.
Сторицын.Ты правду говоришь?
Телемахов.А то что же? На велосипеде ездить нельзя, и от цирка «Модерн» надо отказаться. Выставь анонс, что в борьбе не участвуешь.
Сторицын.Ты шутишь, Телемаша? А интересно бы знать, какое было сердце у римских гладиаторов — да, да, вероятно, удивительное сердце. Впрочем, пустяки, и мне совсем не нужно было обращаться к твоей помощи. Ты слушал только снаружи, а я слышу его изнутри, и я могу огорчить тебя, Телемаша, у меня ужаснейшее сердце!
Телемахов.Субъективные ощущения. Усталость.
Сторицын.Да? Ты Телемаша — юморист.
Телемахов.К сорока годам каждое сердце устает. Зачем столько работаешь, зачем столько куришь?
Сторицын.Да, зачем? Но, однако, пойду и доложу Елене, что у меня субъективные ощущения, она так беспокоилась, добрый человек!
Модест Петрович.Может быть, сестру сюда позвать, Валентин Николаевич? Я позову.
Сторицын.Нет, Модест, я сам. Подожди меня, дружок, я быстро.
Уходит. Телемахов, заложив руки под сюртук, прохаживается по комнате, сердито косясь на Модеста Петровича; выпивает еще стакан вина. Затем останавливается перед Модестом Петровичем и долго в упор молча смотрит на него поверх очков.
Модест Петрович (робко) . Так как же, профессор?..
Телемахов.А так, что плохо. Скверно. Беречь надо.
Модест Петрович.Но вы же сказали, что субъективные…
Телемахов.Сами вы субъект, Модест Петрович. Я еще поговорю с вашей сестрицей, а вы постарайтесь ей внушить, что безобразия ваши пора кончить. Понимаете?
Модест Петрович.Да как же я внушу?
Телемахов.Это уж ваше дело. Вы ей брат. Пора кончить, здесь вам не свинушник, да! Не свинушник. Саввич опять здесь?
Модест Петрович.Но войдите в мое положение!..
Телемахов.Не имею на это ни малейшего желания. Я вообще ни в чье положение входить не желаю, у меня свое положение. Что вы моргаете? Терпеть не могу, когда вы начинаете моргать, Модест Петрович!
Модест Петрович.Но, уважаемый…
Быстро входит Сторицын.
Сторицын.Там, оказывается, Саввич и этот проклятый писатель, Мамыкин. Неприличная фамилия — Мамыкин. Когда они пришли, я не слыхал звонка… ах, до чего они мне надоели оба!
Телемахов.Выгони.
Сторицын.Экий ты, брат Телемаша, солдат. Но куда же ты? Неужели домой?
Телемахов.Надо. Больной ждет.
Сторицын.А я думал, вечерок посидишь, Телемаша, старый друг. Эх, жалко. Винца бы выпил — ты красное винцо по-прежнему любишь?
Телемахов.Я и сам бы рад… полчаса можно посидеть. Удивительно, что ты совсем не седеешь, Валентин Николаевич.
Сторицын.А ты изрядно пообносился, козлиная бородка! Сколько тебе лет, Телемаша? Я помню тебя лет тридцать, да до этого ты еще сколько-то жил…
Телемахов.Однолетки. Да, волчья шерсть. Как твоя книга: идет?
Сторицын.Да что, голубчик, удивительно! — пятое издание готовлю.
Телемахов.Ого!
Сторицын.Да, непостижимо! Ну, а твоя как?
Читать дальше