Леонид Андреев - Том 4. Сашка Жегулев. Рассказы и пьесы 1911-1913

Ментиков.Здравствуйте, Георгий Дмитриевич.

Мгновенная пауза.

Георгий Дмитриевич.Здравствуйте.

Ментиков.Как изволили доехать?

Георгий Дмитриевич.Благодарю, хорошо.

Молчание.

Ментиков.Слушаете?

Георгий Дмитриевич.Да.

Ментиков.Я также очень люблю музыку. Прекрасно играет Екатерина Ивановна. Кажется, Екатерина Ивановна была в консерватории.

Георгий Дмитриевич.Нет.

Ментиков.Ах, значит, я ошибся.

Молчание. Ментиков достает портсигар.

Папиросочку не хотите, Георгий Дмитриевич? — у меня свои.

Молчание.

Георгий Дмитриевич.Давайте.

Оба молчат. Курят и слушают.

Занавес

Мастерская Коромыслова. В большое, во всю стену, окно видны крыши города, покрытые снегом, вдали сквозь дым и легкий низкий туман тускло блестит купол Исаакия — морозный день погож и ясен.

Много дорогих материй, яркими цветными пятнами разбросанных по мебели и стенам; красивая мебель разных стилей, широкие диваны, высокое зеркало-трюмо с раздвижными боковинками.

Просторно, щедро, красиво — здесь ничего не берегут и пользуются мгновением. Коpомыслов пишет портрет Лизы: последняя в летнем платье, похожем на то, что в деревне, но сама на ту не похожа: стала старше, красивее, тоньше, но и печальнее. Сейчас своей позой и манерой держать руки Лизочка напоминает сестру, Екатерину Ивановну.

Коромыслов.Поверните голову. Да будьте повеселей, Лизок.

Лиза (поворачивая голову). Так? Коромыслов. Так. Еще немного. Так.

Молчание.

Вы не устали?

Лиза.Пока еще нет. Вам надо торопиться, скоро смеркнется. У вас ужасно рано темнеет.

Коромыслов.Да уж! Давайте болтать, Лизок. Лизок, вы помните то лето, когда я у вас жил!

Лиза.Ах, миленький, не вспоминайте.

Коромыслов.Почему не вспоминать?

Лиза.Ах, миленький, не надо. Тогда я была влюблена в вас.

Коромыслов.Что же тут плохого? Я тоже был влюблен.

Лиза.Жалко.

Коромыслов.Чего жалко?

Лиза.Что теперь не влюблена.

Коромыслов.А почему?

Лиза.Что почему?

Коромыслов.Почему теперь не влюблена?

Лиза.Вы не моего романа.

Коромыслов.А, черт! — белил нет. Отдохните, Лизок. Вам не холодно, а то платок можно? — я сейчас буду готов.

Лиза.Нет, не холодно. А у вас и платок для дам есть?

Коромыслов.Все есть. Эх, голубчик, как глупо, что я тогда не стал вас писать, теперь не вызовешь того, нет, пропало!

Лиза.Ну, вы не виноваты: кто ж знал, что мы два года не увидимся и я успею состариться.

Коромыслов.Состариться? (Смеется.) Нет, Лизок, не в этом дело и даже не в том, что я состарился… Постойте-ка, смотрите на меня так… так!.. нет… Теперь вы, пожалуй, лучше стали, но… Вам, Лизок, не жалко будет, если я этот портрет брошу и начну новый?

Лиза.Это вам должно быть жалко, а не мне: вы работали, а мне все равно, где сидеть.

Коромыслов.Так, так… я соображаю… все равно, где сидеть?

Лиза.Конечно. Значит, можно встать?

Коромыслов.Нет, посидите еще минутку… да, да. Левее немного, так. А вы можете засмеяться, Лизок, если, например, один клоун даст другому по роже?

Лиза (смеется). Могу. Мне сейчас грустно оттого, что Алеша уехал от нас куда-то в меблированные комнаты. И я сейчас в его комнате живу, знаете?

Коромыслов.Нет, не знаю.

Лиза.А отчего вы так давно у нас не были? — с вами все-таки веселее. Оттого ничего и не знаете, что не бываете.

Коромыслов.Разве давно?

Лиза.Очень давно. Горя удивляется и меня спрашивает, а я сама не знаю. Вообще, вы какой-то таинственный, и на все у вас есть какая-то отговорка. Вы только кажетесь прямым, а на самом деле никогда прямо не говорите — правда?

Коромыслов.Правда, Лизок, вы умница. А почему уехал Алексей?

Лиза.То-то, что неизвестно: он говорит, да я ему не верю. Ах, как мне надоела вся эта таинственность, никто не смотрит прямо, а все в сторону, и такая скука!

Коромыслов.Это вы верно, Лизок, все в сторону. А в театре не бываете?

Лиза.Нет.

Коромыслов.Отчего так резко?

Лиза.Оттого, что надоело. Господи, каждый день посылают в театр и все еще спрашивают: вы в театре бываете? Ну, какое вам дело до того, бываю я в театре или нет? а тоже спрашиваете. И я знаю, почему это: как только что-нибудь нужно от меня скрыть, так меня посылают в театр. И мама, глупая, об этом же в письмах спрашивает — не знает, для чего у них тут театр!