- Отче Гаврила, сказывали те бегуны и пропойцы превеликие вести о землях, что за Леной-рекой.
- Умолкни, Алексашка. Твердишь ты сие с полуночи, подобно петуху трижды, без умолку, - важно сказал отец Гаврила и рванул зубами рыбу.
Ярошка шумно поднялся и подошел к монахам.
- Хлеб-соль.
- В добрый час! - ответили монахи враз.
- Отколь бредете, чернорясники?
Монахи притихли.
- Аль беглые?
Монахи испуганно поднялись с лавок.
- Что трепещете, аль уразуметь не в силах, каков я есть человек? Царским доносчиком не бывал...
- Вестимо, - невпопад бросил шустрый монах, а Гаврила степенно добавил:
- Бредем, куда перст божий указует.
- Перст добр, коль кабака не минуете, - закатился Ярошка смехом.
Монахи захихикали.
- Злобу таю я на монахов, большую злобу...
- Что злобишься?
Ярошка развернул пергамент:
- Вот это уразуметь не могу. Помогайте, чернорясники, в грамоте вы дошлые.
Оба монаха забегали по пергаменту глазами. Шустрый монах, захлебываясь, тараторил:
- Грамота страшенная, не иначе - краденая...
- Ты не о страхах, ты давай делом, - нахмурил брови Ярошка.
- А дела еще более страшенны: древний пергамент - чертеж превеликого Искера - землицы сибирской, от пояса каменного до реки, нареченной "Лена".
- А по-за чертеж как пройти?
Монахи переглянулись.
- Места неведомы, - ответил отец Гаврила, - нехожены, неезжены, страшны и бездонны, от человеческого разума сокрыты, дорог, окромя звериных троп, не бывало.
- Дурень пустомозглый, - загремел Ярошка, - дороги человеческая нога торит! Ты отвечай, куда путь идет по-из чертеж?
- Того не ведаю... Слыхом слыхал от бродяг бездомных...
- Говори, говори! - заторопил Ярошка.
- За Леной-рекой конца края не видно, и что-де имеется река боле, нежели Лена. На этой реке богатства несметны: соболи черней смолы кипучей, с огневым отливом, злато, серебро и каменья драгоценные в горах растут во множестве. Рыбы в реках, птицы в лесах столь несметно, что гибнут они зазря.
- Не брешешь? - усомнился Ярошка. - Ваша порода страсть брехлива.
- За какую деньгу купил, за ту и продаю, - огрызнулся монах и умолк.
- А каков люд на реке и как она прозывается? - допытывался Ярошка.
Отец Гаврила нехотя продолжал:
- По словам, наречена "Черны воды", или "Амур", проживают за ней иноземцы желтых кровей, ликом скуласты и узкоглазы. Как у баб, так и у мужиков волосья отпущены у иных до пояса, а у иных и до самых пят. Словеса лопочут пискливо, невнятно, веры идольской.
- О-хо-хо! - перебил Ярошка монаха, мигом нахлобучил шапку и вышел из кабака.
Отец Гаврила спросил:
- Не оскудел ли разумом сей громобойный муж?
Вмешался кабатчик:
- То, чернорясники, крут мужик, шатун лесной, бездомный: бродит по тайгам, рекам неведомым, и все мерещится ему зверь.
- Зверь?! - удивились монахи.
- От зверя оскудел разумом.
- Медвежатник или волкодав? - полюбопытствовал отец Гаврила.
Кабатчик засмеялся:
- Зверек-то невелик, не боле рукавицы, только деньгу тот зверь родит большую.
- То соболь. Драгоценная тварь... - догадался шустрый монах, и глаза его жадно засверкали.
- О-о!.. - многозначительно протянул кабатчик. - Царь-батюшка на деньге сибирской высек не скипетр державный и не свой лик, а двух соболей хвостатых, а все оттого, что тварь эта дороже злата и на ней казна царская стоит твердо.
Отец Гаврила вновь спросил о мужике:
- А кто же тот соболиный ловец, что бродит по тайгам, рекам неведомым?
- Ярошка Сабуров, открыватель новых земель, покровитель лесных народцев, - ответил кабатчик.
- Добытчик казны царской? - уставился на кабатчика немигающими глазами отец Гаврила.
- Смекаю, что царскую казну он блюдет исправно: царю соболя, а себе два, - ехидно захихикал шустрый монах и посмотрел на кабатчика.
Тот тоже засмеялся.
- Ох, Алексашка, сгубит тебя твой язык!.. Болтлив ты безмерно, сурово оборвал его отец Гаврила и торопливо поднялся. - Пойдем, сей муж нам попутен, от него счастье иметь можно.
Шустрый монах блаженно рассмеялся:
- Умное, отче Гаврила, тобой сказано, умное...
Поп Гаврила и его содружник Алексашка суетливо собрались и скрылись, оставив кабатчика дремать.
САБУРОВКА
Белые вершины Байкальского хребта взмывают в поднебесье. Ледяные пики рвут в клочья гонимые вихрем тяжелые тучи, и они осыпают сопки обильным игольчатым дождем. Снег здесь никогда не тает. Пустынны туманно-ледяные байкальские пики, даже бесстрашный белый орел не достигает их снежных вершин.
Читать дальше