Виктор Клюшников - Марево

— Слѣдовало бы угостить ребятушекъ водкой, подошелъ Ишимовъ, указывая на солдать. — Милости просимъ въ домъ, господа, за отсутствіемъ хозяина!

Исправникъ усмѣхнулся. А Русановъ шепнулъ Ишимову, что слѣдственная коммисія у истца не останавливается. Тотъ очень сконфузился….

Русановъ вошелъ въ комнаты и нашелъ паныча Миколу, беззаботно лежавшаго на диванѣ съ Pucelle d'Orléans въ рукахъ.

— Ну-съ, юный революціонеръ, пока вы замѣняете хозяина, распорядитесь дать солдатамъ вина. Слышишь? прибавилъ онъ дворовому. Тотъ побѣжалъ исполнять приказаніе.

— Какъ вы думаете, важно проговорилъ гимназисть:- что для чего существуетъ: правительство для народа или народъ для правительства?…

— Рѣшить этого не берусь, посмѣивался Русановъ, — а нагляднымъ образомъ, такъ и быть, докажу.

— Ваше поведеніе было отвратительно, гадко, подло! кричалъ революціонеръ.

— И еще того хуже будетъ, невозмутимо проговорилъ Русановъ, запирая его на ключъ.

Между тѣмъ у Горобцевъ шелъ торжественный обѣдъ. Пріѣхалъ майоръ, и узнавъ о прибытіи племянника, предвкушалъ радость свиданія.

Кононъ Терентьевичъ, которому Анна Михайловна сообщала о предстоящей свадьбѣ, тоже развеселился и даже покусился на пирогъ съ цыплятами.

— Нѣтъ, боюсь, тотчасъ прибавилъ ипохондрикъ. — Пирогъ очень хорошъ, только ингредіенты не дожарены….

Инна покатилась со смѣху, а фразеологъ обидѣлся и спросилъ о причинѣ веселости.

— Да какъ же, помилуйте, дяденька! цыплятъ ингредіентами звать, на что это похоже?

— Въ тридцатыхъ годахъ мыслили, что они отъ этого вкуснѣе бываютъ, объяснилъ Авениръ.

Докторъ, человѣкъ почтенныхъ лѣтъ, съ лысою головкой и солиднымъ брюшкомъ, тоже посмѣивался. Двѣ его дочери строили Авениру глазки. Подали кофе, и уѣхавшіе гости все не возвращались. Наконецъ, часовъ въ шесть, подкатили дрожки Ишимова; за нимъ два всадника.

Всѣ такъ и бросились имъ на встрѣчу.

— Извините, говорилъ Ишимовъ, — опоздалъ.

— Опоздали? вскрикнулъ Кононъ Терентьевичъ.

— Да, то-есть поздравить новорожденную, говорилъ Ишимовъ, подходя къ Иннѣ.

— Возвращайтесь безъ боязни; крестьяне, пожалуй, и домъ вамъ выстроятъ, шутилъ Владиміръ Ивановичъ съ старымъ ребенкомъ:- а племянника вашего я въ гимназію отправилъ…

— Ну и спасибо! Да какъ же это?

— Чего какъ же? ученье давно началось! Исправникъ взялся доставить его директору.

— Ну, ужь удружилъ мнѣ сегодня этотъ Русановъ, говорилъ Бронскій, отходя съ Инной къ окну:- какъ долбней по лбу! Все пропало во крайней мѣрѣ на полгода!

— А народъ-то знаетъ его, кажется, лучше васъ…. Вотъ-бы такого человѣка подъ наше знамя!

— Да, проговорилъ Бронскій, сдвигая брови:- я прежде васъ оцѣнилъ его; два года съ нимъ бился. Что прикажете дѣлать? на трехъ сваяхъ, какъ говорится сидитъ, въ четвертую уперся; никакихъ средствъ нѣтъ….

— Средство-то есть, задумчиво говорила Инна.

— Какое же? живо спросилъ Бронскій.

— Какого я никогда не пущу въ ходъ, потому что онъ… все-таки онъ честенъ….

— Честь понятіе условное, говорилъ Бронскій, пристально глядя ей въ глаза.

— Нѣтъ, графъ, и тысячу разъ нѣтъ!

— Maman, говорила Юленька, надувъ губки:- что жь это она съ нимъ шепчется?

— Этого надо было ожидать, рѣшила Анна Михайловна.

Хотя Ишимовъ на практикѣ совершенно утѣшился Ниночкой, но тутъ почему-то счелъ долгомъ разыграть несчастнаго любовника. Напустивъ себѣ на лицо какой-то дѣланной грусти, онъ подперъ голову рукой, и сѣлъ къ сторонкѣ. Въ сущности страдало только самолюбіе, и ему ужасно хотѣлось сцѣпиться съ графомъ, на котораго онъ и поглядывалъ травленымъ волкомъ.

— Инночка, подите-ка сюда, говорилъ Кононъ Терентьевичъ:- что вы все съ молодыми людьми! Въ кои-то вѣка разокъ можно и намъ старичкамъ полюбоваться!

Инна сѣла подлѣ него на диванъ.

— Какое вы художественное произведеніе! продолжалъ онъ, играя ея локонами. — Психея, не правда ли? обратился онъ къ подошедшему Русанову.

Молодые люди быстро переглянулись. Русановъ вспыхнулъ.

— Помните, продолжалъ Горобецъ и задекламировалъ, ударяя на риѳмы:

— Да, будетъ вамъ, дяденька! Вѣдь знаете, такихъ стиховъ желудокъ мой не варитъ….

— Ахъ, да, по сцѣпленію идей! На васъ жалоба…. Отъ Спортсмана…

— Ахъ, это Аня!… Онъ хочетъ лѣсъ продать; слышите, дяденька, нашъ чудный лѣсъ….