Виктор Клюшников - Марево

Въ креслахъ послышался свистокъ, другой, третій. Заевъ опустилъ книгу и растерялся.

— Го! Га! Втикай! гремѣли свитки въ партерѣ….

— Чуешь? Отзывались на галеркѣ, може такъ и треба? — Галерка подхватила.

Шураховскій съ Колей выскочили на сцену.

— Кланяйтесь и благодарите! крикнулъ первый. Заевъ до того сконфузился, что кланялся волновавшейся и хохотавшей публикѣ, и улыбался блѣдный, какъ мертвецъ.

— Надѣньте шапку, кричалъ Коля, нахлобучивая ему капелюхи.

— Занавѣсъ! Занавѣсъ! Кричалъ графъ изъ креселъ, покрывая шумъ своимъ голосомъ.

У выхода поднялась давка. Зрители расходились и разъѣзжались въ темнотѣ. Графъ и Русановъ усаживали въ карету Горобцевъ.

— Вы завтра у насъ, графъ? спрашивала Юленька, выставляя назадъ ручку.

— Непремѣнно, сказалъ Бронскій, украдкой прижимая ее къ губамъ.

— Счастливецъ, говорилъ Русановъ Иннѣ:- можетъ располагать своимъ временемъ.

— А вы опять на двѣ недѣли, и къ моему рожденію не пріѣдете?..

— Во что бы то ни стало, говорилъ Русановъ, въ восторгѣ. — Я и завтра еще пробуду здѣсь…

— Ну, такъ до свиданія — въ библіотекѣ!

На сценѣ тушили плошки, подметали грязь; танцовщица безъ церемоніи облекалась въ обыденное, засаленное платье; сосіетэ перепилось до вращенія земли и подралось при дѣлежѣ.

— Что жь это? думалъ Русановъ, пробираясь по забору, это просто демонстрація; то-то порадуются противники искусства для искусства.

Графъ выѣхалъ въ своемъ экипажѣ на уголъ улицы и дожидался кого-то, завернувшись въ плащъ. Подошелъ мущина въ пальто съ поднятымъ воротникомъ.

— Шураховскій, вы?

— Я.

— Садитесь. пошелъ! Выручка велика?

— Больше тысячи рублей; васъ вездѣ встрѣчали съ сочувствіемъ; третьяго дня вѣнокъ поднесли.

— Это хорошо; вы подучите отъ меня еще пять тысячъ. Сдайте кому-нибудь дирекцію и отправляйтесь завтра въ Литтихъ; я дамъ дамъ адресъ завода. Смотрите, чтобы всѣ ружья были съ моимъ клеймомъ: В и Б подъ короной; тамъ ихъ вамъ уложатъ, а провести ужъ ваше дѣло.

— Лучше всего на границѣ контрабандистамъ поручить.

— Ужь тамъ какъ знаете. Кстати захватите экземпляровъ двѣсти Колокола, ну и еще какой-нибудь дряни; это удивительный конфортативъ на здѣшніе мозги!

— Что оказать отъ васъ варшавскимъ друзьямъ?

— Скоро самъ буду къ нимъ.

Проснувшись поздно, Русановъ тотчасъ одѣлся и отправился въ библіотеку. Она помѣщалась на площади, въ небольшомъ, чистенькомъ домикѣ. Русановъ отворилъ обитую клеенкой дверь, колокольчикъ задребезжалъ на всѣ комнаты.

"Все какъ быть должно", подумалъ онъ, сбрасывая пальто, и вошелъ въ свѣтлую залу. По стѣнамъ висѣли портреты русскихъ писателей, по срединѣ стоялъ столъ, заваленный ежедневными газетами и окруженный стульями.

"И тутъ хорошо, рѣшительно мы цивилизуемся", думалъ Русановъ, проходя въ слѣдующую комнату. Тамъ даже мебель была мягкая, на столѣ въ порядкѣ разложены толстые журналы; сквозь отворенную дверь виднѣлась спина библіотекаря за конторкою въ третьей комнатѣ. Но все это только мелькнуло въ глазахъ молодаго человѣка. Облокотясь на одну руку и запустивъ ее въ роскошные волосы, Инна перелистывала журналъ; нѣсколько времени онъ любовался ею, пока она не подняла головы.

— Ну, васъ кошечка не съѣстъ, сказала она, показывая часы, — скоро и обѣдать пора.

— Вы однѣ здѣсь?

— А что? Васъ это поражаетъ? Не тужите безвременно… Ужо въ библіотекѣ будетъ цѣлый полкъ; у насъ аккуратно собираются по вечерамъ играть въ карты; недурно?

— Я и объ этомъ не тужу; изъ отчета видно, что карты доставляютъ половину всего дохода.

— Да, вотъ что! Утилитарность!

— А какъ же иначе? Эти господа и копѣйки бы не пожертвовали; играютъ они въ боковыхъ комнатахъ, заниматься не мѣшаютъ. А вы что это почитывали?

— Основу.

— Скажите пожалуста, вамъ ближе звать, какая это Основа? чего? Я, признаюсь, думалъ, что это основа небывалаго языка.

— Ну, да ужь вамъ ст о итъ только подумать, непремѣнно парадоксъ выйдетъ.

— Нѣтъ, въ самомъ дѣдѣ, для кого пишетъ хоть г. Кулишъ? Если для народа, такъ вѣдь мало написать ындывыдуальность, цывылызація, надо растолковать въ чемъ дѣло, а на это понадобятся цѣлые тома; а если для общества — такъ какъ вамъ это нравится?

— Да ужь что вамъ за дѣло! Нравится ли, нѣтъ ли, а вотъ наша молодежь начинаетъ таки говорить на родномъ языкѣ.

— Вы стало-быть раздѣляете надежды хохломановъ?